Чему не бывать, тому не бывать
Шрифт:
— Пошли, — сказал здоровенный полицейский, хватая его за руку. — У тебя проблемы поважнее, чем эта дверь. И не думай, что я не знаю, что ты сейчас делал в ванной. Люди не заглядывают в шкафы, пока гадят, понимаешь ли.
— Я...
— Заткнись! Пара таблеток в желудке тебе только на здоровье. Следующий раз будет нескоро.
Он громко рассмеялся и пошел к лифту, толкая своего пленника перед собой.
Обед у родителей остался позади, и Ингер Йоханне должна была нехотя признать, что он получился удачным. Мама была в лучшем из своих настроений, ласковая и беспрерывно
— Мои люди, — сказала она, выбравшись из-за стола посреди ужина, легла на пол, подняла руки и пропела: — Мои леди. Дам-ди-ру-рам. Я не писала в постель Леонарда.
Даже Мария, бездетная сестра, на три года младше Ингер Йоханне, воздержалась от комментариев по поводу ее вязаного свитера и поношенных вельветовых брюк. Сама она села за стол в темно-зеленом костюме, который, очевидно, был куплен в Париже, с прической, которая, наверное, требовала каждое утро и вечер немалых усилий по возведению и демонтажу. Очки Ингер Йоханне все-таки не избежали двусмысленного замечания.
— Тебе бы пошли совсем узкие очки, — улыбнулась Мария, поправляя выбившиеся из прически пряди. — Ты ни разу не примеряла?
— По-моему, у нее отличные очки, — ответил за жену Ингвар, накладывая себе третью порцию жаркого из говядины. — И потом, только чокнутый будет тратить на это деньги сейчас: Рагнхилль ведь скоро будет хватать все, до чего дотянется. А эти хорошие, солидные.
Исак возился с Рагнхилль и утверждал, что девочка смеется. Ингвар мало говорил, но то и дело прикасался рукой к колену Ингер Йоханне. Отец пустил слезу, благодаря за ужин. Все было как раньше. Никто из них не заметил, что Ингер Йоханне несколько раз в течение ужина бросала взгляд на тропинку перед домом и вздрагивала, когда звонил телефон.
Приближалась полночь.
Казалось, сама мысль о том, что пора ложиться спать, заставляла ее беспокоиться. Весь день она зевала и дремала на ходу, но как только наступала ночь, от сонливости не оставалось и следа. Первые недели после родов тревога была конкретной: она вспоминала о Кристиане каждый раз, когда смотрела на новорожденную дочь. Она думала о странном ребенке, чьи глаза никогда никого и ничего не искали. Когда Рагнхилль ела, Ингер Йоханне напрягалась при воспоминании о крошечном ребенке без всякого аппетита, с вечно сжатыми кулаками и синими от непонятных приступов плача губами.
Но Рагнхилль была совершенно здоровой. Она громко плакала и много ела, дрыгала руками и ногами, спала, сколько было положено, и ничем не болела.
Однако здоровые дети тоже умирают. Внезапно и без всякой причины.
Мне нужна помощь, подумала Ингер Йоханне и взяла в руки папку. Если вообще не спать, можно сойти с ума. Я не курю и почти не пью. Я должна взять себя в руки. Она не умрет. Она сосет соску и сладко спит. Все так, как и должно быть.
Ингвар сдался. Он больше не звал ее с собой, когда ложился спать. Иногда он просыпался по ночам, сидел недолго
Что-то не так, думала Ингер Йоханне, я чувствую. Не с Рагнхилль, с ней все в порядке. Но что-то неправильно. Кто-то нас дурачит. Таких совпадений не бывает. Они слишком похожи друг на друга, слишком связаны.
Она без интереса пролистала папку с записями о трех убийствах. Разделительные листы были красными. Она решительно вырвала страницы о Фионе Хелле, но тут же передумала и попыталась вставить их обратно — тщетно, отверстия порвались. Она достала из кухонного шкафа рулон скотча и взялась было за починку, но скоро бросила ленту на пол, спрятала лицо в ладонях.
Я не могу больше это выносить. Кто-то за нами следит.
— Соберись, — настойчиво прошептала она. — Соберись, Ингер Йоханне Вик.
— Вот именно. — Это Ингвар проснулся и, не произнеся больше ни слова, прошел на кухню.
Оттуда повеяло ароматом кофе, и Ингер Йоханне закрыла глаза. Ингвар не спит, он сейчас как на страже. Если бы он только разрешал класть Рагнхилль в их кровать, Ингер Йоханне заснула бы спокойно. Но ребенка можно погубить, если укладывать спать с родителями. Об этом написано в тех журналах, которые стопкой лежат на ночном столике. Рагнхилль должна лежать в своей кроватке, а Ингер Йоханне не должна спать, охраняя ее сон, потому что есть кто-то, кто желает им зла.
Она задремала.
— Я спала! — Она вздрогнула, когда он попытался укрыть ее одеялом.
— Спи-спи, — прошептал он.
— Нет. Я уже не хочу.
— Тебе нужна помощь.
— Нет.
— Опасность внезапной детской смерти...
— Даже не произноси это слово!
— Опасность минует только через пару лет. — Он тяжело уселся рядом с ней. На столике у дивана стояла только одна чашка кофе, и он успел ее убрать, когда она потянулась за ней. — И ты, черт побери, не можешь не спать и сидеть здесь два года каждую ночь.
— Я кое-что нашла, — попыталась переменить тему Ингер Йоханне.
— Я с удовольствием выслушаю тебя завтра, — сказал он, проводя рукой по короткому ежику на голове, к которому никак не мог привыкнуть. — Когда дети будут уложены в постель и останется еще порядочный отрезок того, что называют днем.
Она придвинула к себе кружку. Он с сожалением покачал головой и откинулся на спинку дивана. Она сделала глоток. Он закрыл глаза.
— Понимаешь, к этой серии убийств существует некий абсурдный ряд параллелей, — неуверенно, робко начала она. — Я поняла это не сразу...
Ингвар занимал почти весь диван. Он полулежал, раскинув руки на спинке дивана и раздвинув ноги. Голова была запрокинута, рот приоткрыт, как будто он глубоко спал.
— Перестань притворяться. — Она дотронулась до его плеча. — Ты не спишь.
Он раскрыл глаза, потом зажмурился. Он молчал.
— Я слышала лекцию, — торопливо сказала Ингер Йоханне и сделала еще глоток.
— Что?!
— Я слышала об этих убийствах на лекции. Тринадцать лет назад.
Он выбрался из подушек.
— Ты слышала об этих убийствах тринадцать лет назад, — без выражения повторил он. — Все ясно.