Череп епископа
Шрифт:
В этот миг и шарахнули затинные тюфяки. Несколько пудов каменной гальки снесли, словно порыв ветра тонкие тростинки, выставленные вдоль стен лестницы вместе с людьми, переломав почти всё — и деревянную приспособу, и лезших по ней человечков. А неподалеку от пикинера спрыгнул с башни на стену куда более зрелый стрелец, с пугающей небрежностью сжимающий в руках недлинный бердыш.
— А-а! — кинулся на него ливонец, закидывая палаш над головой.
Русский перехватил свой огромный топор двумя руками, удерживая его поперек туловища, заученным движением принял удар на левую руку, защищенную приклепанной к древку ушицей, чуть отклонился в сторону, пропуская
От сильного удара под основание черепа пикинер отлетел к зубцам, теряя равновесие и с ужасом наблюдая, как стрелец, продолжая хорошо отработанный прием, снова изменил направление движения своего страшного оружия, и теперь огромное лезвие в форме полумесяца рушится прямо на него.
— А-а! — попытался пикинер закрыть клинком голову, но лезвие промелькнуло в стороне, тупо и совсем небольно стукнув по ноге у основания бедра.
Русский невозмутимо прошел мимо, встретил выпад следующего кнехта на середину древка, отвел и тут же резко выбросил бердыш вперед, вогнав верхний, остро отточенный край лезвия врагу под подбородок.
— Неужели все? — удивился пикинер, приподнимаясь и вглядываясь вдоль стены. Оказывается, их успело заскочить сюда всего несколько человек? И всех уже… Он попытался встать, но это почему-то не получилось. Ливонец скосил глаза вниз и увидел огромную лужу крови, и лежащую на расстоянии вытянутой руки отрубленную ногу. Это означало…
«Оказывается, умирать не больно?» — напоследок удивился он и потерял сознание. Сердце его билось еще около минуты — но крови в жилах уже совсем не осталось, и оно тоже остановилось.
— Что это за звуки? — вскинул голову молодой командующий, и затаил дыхание, прислушиваясь к далекой канонаде. — Что за стрельба?
— У Гдова бомбарды стреляют, брат, — лениво откликнулся фон Гольц, разомлевший на полатях от тепла.
Больше всего ему хотелось вытянуться во весь рост, закрыть глаза и не открывать их до следующего своего дежурства на циркумвалационной линии, но столь откровенно манкировать долгом рыцаря он не мог. Приходилось старательно сохранять вертикальное положение, откинувшись спиной к рубленой стене избы и радоваться тому, что он сидит не на скамье.
— Бомбарды и пищали всегда стреляли равномерно! И русские тоже не частили. А сейчас доносится такой гром, словно… — тут до сына Кетлера дошло, что может вызвать такой шум, и он порывисто вскочил:
— Коня!
Спустя полчаса кавалькада из семи всадников, сопровождавших кавалера Ивана, примчалась под стены города — но бой здесь уже давно закончился. Возле пролома в стене корчилось около десятка солдат, пытаясь отползти подальше от опасного места, еще несколько лежали без движенья. Из пролома время от времени высовывались головы оказавшихся в западне ландскнехтов, но по ним каждый раз начинали стрелять из фланкирующих куртину башен. Еще на них со стены скидывали какие-то камни, бревна, мешки — то ли пытаясь немцев прибить, то ли брешь в стене засыпать.
— Фон Регенбох! — рыцарь едва не сбил грудью коня закованного в полный доспех воина. — Барон! Не могли бы вы мне объяснить, что здесь происходит?!
— Ваши бомбардиры, брат Иван, — бодрым голосом ответил оставленный здесь за старшего крестоносец, — пробили стену крепости, и мужественная немецкая пехота попыталась использовать свой шанс на победу!
— Я не отдавал приказа о штурме, — сухим голосом сообщил командующий.
— Они ринулись на стены сами,
На щеках рыцаря заиграли желваки, но он промолчал. Хотя сын Кетлера, желая сравняться славой со своим отцом и, в будущем, получить право стать его наследником впервые вел настоящую войну, он хорошо знал, что такое наемники. Еще с древнеримских времен они постоянно то отказывались идти в бой, требуя повышения жалования, то останавливали почти завершившуюся победой войну из-за задержки оплаты, то отказывались идти на штурм без отдельных премиальных, то кидались на нейтральные города, желая получить законное право на трехдневное разграбление. Сколько раз командующие наемниками короли были вынуждены молча смотреть, как их армия превращает в руины их же собственные города! Наемник идет на войну за добычей, и если ему померещился шанс на удачу — его не остановит никакой приказ, никакие союзнические договоры, и никакой здравый смысл. Подобные бунты жадности происходят во всей цивилизованной Европе каждую войну по несколько раз, и средства против них придумать пока еще не удалось.
— Чем закончилась эта вспышка храбрости, барон?
— Человек десять оказались заперты в погребе за брешью, брат, — указал в сторону пролома фон Регенбох. — Наверное, русские ленятся войти в него с той стороны и перебить бедолаг. Еще семеро убитых и шестнадцать раненых перед стеной. В общей сложности около тридцати ландскнехтов.
Это известие кавалер Иван выслушал уже относительно спокойно, и указал латной рукавицей на стену:
— Прикажите бомбардирам, барон, начинать разрушать куртину шагах в пяти правее бреши. Думаю, через полтора дня нам удастся обрушить значительную часть стены, и лазить по норам не потребуется. Полтора дня… — рыцарь выпрямился в седле и нашел глазами епископа. — Полтора дня, если завтра днем мы получим недостающие припасы.
Священник склонил голову, словно прислушиваясь к невидимому собеседнику, потом улыбнулся, и тронул шпорами коня, подъезжая ближе;
— Я готов поставить свой золотой крест против вашего меча, господин рыцарь, что через три часа припасы будут здесь.
— Зачем мне ваш крест? — пожал плечами командующий. — Мне нужны припасы!
Отряд рыцарей обогнул крепость, и перед их глазами предстала картина еще более ужасающая, чем со стороны крепости: все изготовленные за два дня лестницы валялись под куртиной, в большинстве своем переломанные, там же умирало и немалое число кнехтов. Сын Кетлера испытал жуткое желание приказать безмозглым сервам, взятым на службу во имя Господа, собрать все лестницы и вернуть их обратно — но он прекрасно понимал, что ничего, кроме новых потерь, это не принесет. Ну надо же: рабы — и те начали ослушиваться приказа!
— Я пытался их остановить, — не дожидаясь вопpocoв, начал оправдываться оруженосец, нервно дергая выпущенный поверх кирасы кружевной воротник, но они…
— Сколько? — перебил его командующий. — Сколько кнехтов вы угробили?
— Не больше сорока, — подобострастно поклонился оруженосец.
— Продолжайте вязать лестницы, — презрительно выдохнул кавалер и повернул коня.
К тому времени, когда командующий в сопровождении все той же свиты вернулся в деревню, на кристально чистой, белоснежной глади озера, где-то у самого горизонта, появились темные точки. Первым их заметил сам рыцарь Иван — он привстал на стременах, пытаясь определить, кто двигается через бескрайний простор, потом восхищенно поцокал языком: