Череп на флаге
Шрифт:
— Можно было. Но зачем? Пленник — тот же раб.
— Белый человек не должен быть рабом! — вспылил Брэдли, грохнув кулаком по столу. — Для рабства Бог создал негров и индейцев. Не так ли, преподобный?
Капеллан, настороженно следивший за обоими капитанами, с готовностью кивнул, но тут же, словно опомнившись и устыдившись своей слабости, уточнил:
— Однако же, согласно Евангелиям, все мы являемся рабами — рабами греха ли, рабами праведности ли. Кто освободился от греха, тот стал рабом Бога и обрел жизнь вечную во Иисусе Христе, Господе нашем. А кто освободился от праведности, тот раб греха, и возмездием
— Я вижу, вы хороший проповедник, — заметил Брэдли, пощипывая мочку уха. — Мой экипаж как раз нуждается в капеллане. Присоединяйтесь к нам, святой отец, и вы получите прекрасную возможность спасти несчастные души от вечных мук. За труды ваши мы щедро вас вознаградим, да и всемогущий Господь также не забудет этого.
— Вы напрасно думаете, капитан, будто на борту вашего судна я найду более дикую и невозделанную ниву, нежели на этом острове. Долг велит мне продолжить труды мои на берегу, и я буду весьма признателен вам, коль вы доставите меня туда.
— Я надеялся услышать от вас иной ответ, — с сожалением промолвил пират. — Что ж, вольному воля. Вы снова вернетесь в форт, как только исповедуете одного умирающего.
— Он из вашей команды?
— Какая разница? — пожал плечами капитан. — Он раб греха, как вы выражаетесь, но, может, почувствовав приближение конца, захочет стать рабом праведности.
— Ты о боцмане? — поинтересовался Тейлор, присаживаясь на койку.
— О ком же еще.
— Да, навесил Бен на себя мертвецов, и, главное, хоть убей, до сих пор не пойму, с какой целью он это сделал? Допустим, он был зол на Корнелиса, который перешел ему дорогу. Ну и что? Вызвал бы его на дуэль и в открытом поединке расквитался бы с ним. А чем насолил ему юнга? По-моему, Флетчер никогда с ним не ссорился.
— Парнишка был спокойного нрава, — вздохнул штурман.
— В том то и дело! За что же было его убивать?
— Думаю, юнга случайно натолкнулся на боцмана, и тот убрал его как нежелательного свидетеля.
— Возможно. — Дик Тейлор перевел взгляд на пленного капитана; последний по-прежнему сидел на перевернутом ведре, не вмешиваясь в разговор. — Однако любопытно, почему он прирезал квартирмейстера, а этого счастливчика даже пальцем не тронул? Ведь ему было известно, что мистер Барни ночует в каюте.
Барни посмотрел Тейлору прямо в глаза.
— Ваш боцман действительно знал, что я ночую здесь, — ответил он. — Но ему было невдомек, что, кроме меня, в каюте бросил якорь ваш старший помощник.
— Что ты хочешь этим сказать?
— А то, что Бен Хэлси не хотел убивать квартирмейстера Вилкена. Ему нужен был я. И, вонзая клинок в сердце своего корабельного товарища, он думал, что сводит счеты со мной. Я же в это время лежал здесь, у окна, и в темноте убийца меня не заметил.
Дик Тейлор шлепнул себя по бедру.
— Ах, черт! Значит, бедняга Корнелис, как всегда, занял чужое место и этим сам себя подставил под удар, ему не предназначавшийся!
Дверь каюты приоткрылась и в проем просунулась испуганная физиономия Грега Адамса.
— Сэр, — прошептал он, обращаясь к капитану Тейлору. — Боцман пришел в себя и просит привести к нему Недорезанного Капитана.
Тейлор нахмурился.
— Бен, видать, спятил. Ему нужен священник, а он зовет своего кровного врага.
— Может, боцман не так плох, как нам кажется, — предположил
Спустившись на нижнюю палубу, пираты, Барни и капеллан гуськом проследовали в большую кладовую для хранения парусов.
Бен Хэлси корчился на грубом светло-сером двойном «катуне», предназначенном для марселей. Тело его, почерневшее от побоев и множества ран, сотрясал озноб. Временами оно дергалось, словно под ударами плети-девятихвостки, и тогда из глотки боцмана вместе с прерывистым горячим дыханием вырывался сдавленный стон. Черная повязка, прикрывавшая ранее правый глаз, сползла на потный лоб умирающего. Костоправ из Форт-Джорджа, находившийся при нем, не счел нужным вернуть ее на прежнее место.
Первым заговорил с умирающим капитаном Тейлор.
— Бен, — сказал он, — ты хотел видеть Недорезанного Капитана. Он пришел.
Вытянув шею, боцман обвел окружающих мутным взглядом и прохрипел:
— Я, кажись, помираю… и напоследок хотел бы поговорить с капитаном Барни… Прошу, оставьте нас на минуту одних.
— Брось валять дурака, Бен, — поморщился Тейлор. — Говори при всех.
— Я желаю говорить с капитаном Барни! — закричал боцман и вдруг, посинев от натуги, сотряс парусную страшным лающим кашлем. Слюна, вылетавшая из его горла, была красной от крови.
— Выйдем, пусть посекретничают, — сказал Билли Брэдли, приглашая всех, кроме пленного капитана, за дверь.
Когда боцман успокоился и убедился, что просьба его уважена, он с волнением произнес:
— Капитан, выслушайте меня… С того самого часа, как мы захватили ваш корабль, я желал вашей смерти. Вы это знаете. Я стрелял в вас из пистолета и пытался зарубить саблей, но Господь не дал мне убить вас. Сейчас, чувствуя, что отхожу под всеми парусами, я испытываю угрызения совести и прошу вас простить меня за мое жестокое намерение… Я всегда был отпетым негодяем и виноват в сотнях преступлений, в том числе в двух последних… Вы понимаете, о чем я? Я убил Корнелиса, думая, что расправляюсь с вами. А потом зарубил Флетчера… Он видел, как я выходил из каюты с окровавленной саблей… Видит бог, я раскаиваюсь в содеянном! Мне страшно, капитан Барни… Я боюсь наказания, потому что заслужил его. Гореть мне в огне ада, того самого ада, который я так часто высмеивал. Хорошо, что у меня нет жены и детей! Им досталось бы в наследство позорное бремя моего имени… Знаете, капитан, — в мутном глазу боцмана блеснула слеза, — иногда мне кажется, что я не был рожден для такой судьбы… я ее никогда не искал, но обстоятельства… Они сложились так, что я сделался пиратом. Золотая приманка поманила меня, а мои молодость и неопытность не смогли устоять перед столь великим искушением.
Барни не любил душещипательных прощальных речей, но на какое-то мгновение ему стало жаль умирающего, и он поспешил заверить пирата, что прощает его.
— Вера помогает нам обрести божье милосердие, — добавил он, желая подбодрить Хэлси. — Кто искренне раскаивается, тот будет прощен… Здесь, за дверью, стоит священник. Облегчите свою душу, исповедуйтесь ему.
Боцман вздохнул и нахмурился.
— Никогда я не доверял этим болтунам, — прохрипел он с тоской в голосе. — Впрочем, настало, видно, время рассказать о своих грехах любому, кто готов меня выслушать… Позовите его, капитан.