Череп Шерлока Холмса
Шрифт:
Марта покачала головой.
— Не помню…
— Марта, — продолжал Холмс, — ваш хозяин, мистер Патрик Говард, утверждает, что Джордж Уиплоу был не из тех, кто может покончить с собой. Вы давно служите в этом доме…
— Тридцать лет, сэр. Тридцать лет и еще полгода. Я знала и жену мистера Уиплоу, упокой Господь ее душу. Мистер Уиплоу был… — Марта всхлипнула, — он всегда знал, чего хотел, и он был хорошим человеком. Он любил жизнь, да, хотя и предпочитал одиночество после смерти жены, но он очень любил по вечерам бродить по саду и… О чем я? Нет, мистер Холмс,
— Хорошо, Марта, — сказал Холмс, прервав монолог, который мог бы продолжаться еще долго. — Можете идти и подавать ужин.
Когда Марта вышла, Холмс обернулся ко мне:
— Дорогой Ватсон, я вижу, вы хотите высказать свое мнение.
— Холмс! — воскликнул я. — Вам не кажется, что эти люди попросту пристрастны? Поверьте мне как профессионалу: человек, бывает, сводит счеты с жизнью по таким поводам, которые со стороны кажутся совершенно нелепыми. Я действую вашим методом. Есть факты, которые невозможно отрицать. Первое: рана в виске, второе — револьвер, выпавший из руки мертвеца. Предсмертная записка. Наконец, комната, запертая изнутри. И газ. Скажите, зачем убийце, если на миг допустить, что это было убийство, зачем ему открывать газовый рожок? Между тем, если старый Уиплоу решил покончить с собой, это естественно: он ведь мог опасаться, что рана окажется не смертельной, и тогда газ довершил бы начатое.
На протяжении моей речи Холмс утвердительно кивал, показывая, что он полностью согласен с моими рассуждениями.
— Вы правы, Ватсон, — сказал Холмс. — Я и сам знавал случаи, когда самоубийство выглядело нелепым, помните Крестона, преуспевающего адвоката, который пустил себе пулю в лоб в разгар блестящей карьеры? И лишь спустя год выяснилось, что причиной была любовная история… Вы правы. Но скажите мне, Ватсон, если Уиплоу решил покончить жизнь самоубийством, для чего ему было стреляться — ограничился бы тем, что пустил в комнату газ… При заклеенных запертых окнах и запертой двери это была бы верная смерть.
— А если бы кто-то из домочадцев, почувствовав запах, помешал задуманному?
— Ночью? — с сомнением сказал Холмс. — Впрочем, дорогой Ватсон, я не буду с вами спорить, ибо, вероятнее всего, вы правы. Думаю, что беседа с инспектором и с компаньоном Уиплоу поставит на место недостающие звенья. Похоже, — добавил Холмс и покачал головой, — что мы зря поддались уговорам Патрика Говарда. Сразу же после разговора с мистером Баренбоймом отправимся на вокзал. Дорогой мистер Говард, вы, надеюсь, позаботитесь о билетах?
Я обернулся. Говард, видимо, вошел в столовую при последних словах Холмса и, услышав его просьбу, ответил:
— Да, конечно, если вы полагаете…
Сделав несколько шагов к столу, он поднял руки и воскликнул:
— Но что бы вы ни говорили, мистер Холмс, я не могу поверить! Он так любил жизнь!
Фраза показалась мне произнесенной с излишней театральностью.
— Дорогой мистер Говард, — мягко сказал я, — в жизни вашего отчима наверняка были события, о которых вы ничего не знали.
— Я?! — вскричал Говард, но пыл его
Ужин прошел в тягостном молчании. Похоже, что Говард был разочарован, но разве можно требовать от сыщика, тем более такого, как Холмс, чтобы он делал выводы вопреки очевидным фактам?
Ночью я спал плохо, дождь за окном усилился, и капли бились о стекло, будто птицы. Были и еще какие-то звуки, кто-то тихо шел по коридору, потом, мне показалась, то ли открылась, то ли закрылась дверь внизу, спросонья я подумал, что только сумасшедший способен гулять под дождем посреди ночи.
Утро решило порадовать нас. Я проснулся от того, что солнечный луч заплясал у меня на переносице. Небо почти очистилось от туч, и, выглянув в окно, я не узнал вчерашнего пейзажа. Дождь всегда делает картину серой и мрачноватой, а сейчас деревья перед домом выглядели молодыми и стройными, а на ветвях я разглядел уже набухшие почки.
Одевшись и приведя себя в порядок, я постучал к Холмсу и, услышав знакомое «Да!», раскрыл дверь.
Холмс сидел в кресле у окна и курил трубку. Похоже было, что он встал уже давно и спозаранку размышлял над странной кончиной старого Уиплоу. Увидев на моем лице вопросительное выражение, Холмс покачал головой, давая понять, что никакие новые соображения не пришли ему на ум.
Когда мы спустились к завтраку, Говард уже доедал свой тост. Он хмуро поздоровался и даже не пытался скрыть того, что чрезвычайно недоволен результатом визита великого сыщика. На его лице так и читалось: «Я-то думал, что вы, мистер Холмс, оправдываете свою репутацию…».
— Если у вас, мистер Говард, есть здесь дела, — вежливо сказал Холмс, когда мы поднялись из-за стола, — то я просил бы не провожать нас. Визиты, которые нам предстоят, — простая формальность. Свое мнение я уже высказал и не думаю, что оно изменится.
Говард прерывисто вздохнул. В глазах его вспыхнул и тут же погас огонек.
Кучер Сэм отвез нас в Портсмут, и всю дорогу Холмс восторгался пейзажами Южной Англии, которые, по моему мнению, были унылой пародией на действительно замечательные виды Уэльса или Нортумберленда. Я понял, что Холмс не желает говорить о деле Уиплоу.
Инспектор Харпер оказался крепким мужчиной лет сорока, с широкими плечами и бычьей шеей. Он не производил впечатления умного человека, маленькие глазки смотрели пристально, но без всякого выражения.
— Мистер Холмс! — воскликнул инспектор, едва мы переступили порог его кабинета. — Я рад вас видеть!
Радость эта, однако, никак не отразилась на лице Харпера, оставшемся столь же бесстрастным, как статуэтка Эдуарда V, стоявшая на столе.
— Вы, конечно, не помните меня, где вам, знаменитостям, помнить простых полицейских, — продолжал Харпер. — Три года назад я работал в Олдершоте, и ваше участие в деле об убийстве девицы Логан было просто неоценимо!
— Припоминаю, — сказал Холмс, — ее удавили бельевой веревкой, верно? Ватсон, это одна из тех историй, которые вами еще не описаны.