Череп в небесах
Шрифт:
– Микки. Кряк. Кто-нибудь!
– Я здесь, герр гауптманн, – отозвался верный финн.
– Гилви Паттерс… надо привести в сознание.
– Уже пробовали все стимуляторы, ни один не подействовал.
– Помоги мне добраться.
Она лежала на спине, забрало откинуто, невидящие глаза широко раскрыты, и в них застыли невыразимый ужас пополам с отвращением.
– Гил… ну очнись, ну пожалуйста…
И невольно я позвал её биоморфа – в тот же миг Гилви дёрнулась и зашлась сухим, жёстким кашлем.
– Вставай, Гил, вставай, нам опять надо…
– Я знаю, – еле слышно
Она попыталась шевельнуться и застонала. Повернула руки, уставилась себе на запястья, словно надеясь взглянуть сквозь проложенный бронёю обшлаг.
– Гилви, сюда идёт «Танненберг». Надо стянуть Тучу на себя.
Её губы скривились в жутком подобии усмешки, именно жуткой, так бы, наверное, могла улыбаться медуза Горгона.
– Хорошо, – выдохнула она. – Для тебя, для тебя… хотя уже всё равно, совсем всё равно…
– Прорвёмся, Гил, – начал было я, однако она только скорчила зверскую гримасу.
– Уже нет, Рус, уже нет. Но я сделаю, как ты просишь. Скажи, когда… когда будет нужно, – и она вновь зажмурилась.
– Герр гауптманн! – прорезался Клаус-Мария. – Господин капитан, перемирие. Они не будут стрелять. Если мы защитим их от Тучи. Тут у всех уже штаны мокрые, если не сказать обделанные.
– Собери у них оружие, штабсвахмистр. Или хотя бы боеприпасы.
– Яволь! Эй, вы, слушай меня. Господин капитан распорядились так…
Я откинулся на спину рядом с неподвижной Гилви. Ну, где же вы, первый эшелон, где?..
И впал в странное оцепенение, чувствуя жуткий и кровожадный зов, тянущий меня к обречённому городу, где пировала Туча.
…А потом с небес стали падать окутанные огнём челноки, с грохотом падали пандусы, рыча, вываливались лёгкие БМД, сейчас отправленные Валленштейном в первой волне – командир «Танненберга» нарушал все писаные и неписаные законы десанта.
Пферцегентакль привёл разоружённых солдат Дарианы, около сотни человек; все они с ужасом косились в сторону Нового Севастополя.
– Слушайте, вы! – гаркнул на них оберштабсвахмистр. – Сейчас каждый ствол на вес золота. Дайте мне честное слово, что не повернёте оружия против нас, и я оружие раздам обратно. Враг у нас сейчас один – Туча. Она-то не станет разбираться, кто имперец, а кто федерал, ферштейн, нихт?
Ему вразнобой ответили – разумеется, согласием.
– Фатеев! Руслан, где ты?
Ага. Майор Дитрих Мёхбау. Опять в первых рядах.
– Здесь, герр майор.
– Отставить чины! Рус, там… там такое, что лучше и не знать. Я разворачиваю батальон, как скоро вы сможете выманить на себя Тучу?
– Это довольно далеко… но мы теперь чувствуем её куда лучше, так что…
– Они будут здесь через пять минут после того, как я позову, – странным, каким-то металлическим голосом произнесла Гилви. – Большего сделать не могу, даже не просите. А вот притянуть их – это пожалуйста.
Она болезненно дёрнулась и встала на ноги – даже без посторонней помощи.
– Готовы, майор?
– Готов, dame унтерштурмфюрер, – отчеканил Мёхбау. – Время
– Не тратьте слова, майор, – бросила Гилви, поднимаясь и протягивая руки к небу. – Давайте, командуйте. Пять минут – и они будут здесь.
Что она сделала – не знаю, но меня самого окатила горячая ненависть, отупляющая, отбивающая разум, требующая лишь одного – немедленно кинуться в бой, не важно, почему, не важно, зачем, только бы вперёд, в сражение.
Я пошатнулся, Микки поддержал меня за плечи. Дурнота захлёстывала меня, ноги подкашивались – а Гилви как ни в чём не бывало стояла, воздев руки, словно древняя жрица Гекаты, призывающая себе на подмогу орды верных слуг богини тёмных чар.
И Туча откликнулась на её призыв. Хлопанье бесчисленных крыльев, топот бесчисленных лап; отблеск звёзд на покрытых густой слизью спинах и боках.
Бросив на лицо забрало и включив инфракрасный канал, я видел их, отчаянно бьющих воздух растянутыми перепонками, вытянувших в алчном ожидании хоботки, готовые к слиянию, к тому, чтобы в доли секунды создать сложные химические препараты, способные расплавить любую броню; я чувствовал их бешенство, их голод, их свирепую готовность и полное презрение к собственному существованию.
– Ничего не делай, Рус, – бросила мне Гилви, не поворачивая головы. – Я их сама притяну.
– Гил, я… ты их так можешь… а вот приказать им, чтобы…
– Не могу, – отрезала она. – Мы с тобой только и способны, что вызывать их на себя. Не спите, майор, не спите, они сейчас будут здесь!
Дитрих Мёхбау отрывисто кивнул. И взмахнул рукой.
– Всем средствам батальона огонь, – против ожиданий, очень спокойно и даже буднично проговорил он.
Над нашими головами закружился живой смерч; а с земли, терзая его бока, взметнулись прочерченные белым пламенем трассы. Автоматика привычно усилила акустическую защиту; стиснутое на пятачке посадочной площадки, всё тяжёлое оружие било в унисон.
Взрывы рвали устремившуюся на нас Тучу, и с неба низринулся настоящий дождь из обгоревших, разорванных тушек; кое-какие ещё пытались трепыхаться.
У нас не было времени по-настоящему оборудовать рубеж обороны; ни тебе защитных сеток, ни даже самых примитивных окопов. Солдаты «Танненберга» стояли спина к спине, вскинув винтовки; подносчики едва успевали со всё новыми и новыми цинками.
Стреляло всё, что могло стрелять; огонь плясал вокруг задранных дул боевых машин десанта, с кинжальной дистанции разряжали свои направляющие реактивные установки; небо над нашими головами кипело пламенем, горели трава и кусты вокруг; однако чудовищный живой молот неумолимо опускался, несмотря на все наши усилия. То одна, то другая тварь прорывалась сквозь кажущуюся непроницаемой стену нашего огня, камнем падая на плечи кого-то из стрелков, стремительно оплетая несчастного щупальцами; включались огнемёты, и сразу же – химические пламегасители, мы использовали приём, испытанный ещё на Иволге. Бестия распадалась жирным чёрным пеплом, но на её месте оказывались три, четыре, а то и пять других.