Черепаха Тарази
Шрифт:
– В следующий раз вы приедете сюда - и убедитесь, что в нашем Ору-зе никого не будут больше судить как колдунов, - с горячностью сказал Армон. А отца я беру на себя...
– Да, хотя бы одного судью переубедить. Важно начало...
– Тарази улыбнулся - ему сделалось легко, ведь он оставлял Армона с надеждой, которая так нужна молодому человеку...
VII
Ранним утром, когда наши тестудологи по обыкновению прогуливались вокруг дома, послышались голоса внизу, на склоне холма.
Армон, удивленный, остановился, не понимая, кто это мог
И тут же увидели они, как человек десять горожан карабкаются по камням на вершину холма - хохочущие и дерзкие. Они преградили путь повозке, желая как следует развлечься, прежде чем прогонят их.
Но вот и Абитай... невозмутимый тянул лошадь под уздцы и, защищаясь, на всякий случай размахивал в воздухе кнутом.
Армон не сдержал себя, застонал, когда увидел, что из крытой повозки выглядывает морда черепахи. И высунулась она так, глядя на окружающих, будто родилась страшенной, ленивой, будто нет вокруг нее споров, долгих месяцев опытов в этом доме на холме. Все как сон, как бред...
Лишь отметил Тарази, что черепаха не мечется в страхе перед толпой, как тогда, на пустыре, держится даже с достоинством, не обращая внимания на крики и суету. На морде ее уже не было страдальческой маски, напротив, глаза ее в какую-то минуту сверкнули иронией и дерзким вызывом зевакам. Видно было, что она многое поняла и пережила, а сейчас успокоилась и приняла свой обратный танасух как должное и смотрела на все и на всех философски, если, конечно, этот высокий слог можно применить к поведению низкого зверя...
Толпа, опасаясь чего-то, не стала преследовать повозку дальше. Люди остановились, а когда повозка отъехала и приблизилась уже к воротам дома, все расселись на валуны, чтобы обсудить, смакуя, увиденное.
Армон все же не выдержал и, рыдая, бросился в дом, но Тарази остался стоять на месте, не желая выдавать свою растерянность и досаду.
Абитай хотел было уже объясниться, закипая от негодования, но, встретившись с холодным взглядом Тарази, опустил голову, деловито отвязывая какую-то веревку.
– Вылезай, дружище, приехали!
– потянул он что есть силы веревку, которой была привязана за шею черепаха.
Черепаха еще раз посмотрела вокруг, как бы желая убедиться в том, что привезли ее на старое место. И когда неуклюже вылезла из повозки, Тарази заметил, что все в ней осталось таким, как прежде, вернее, все прежнее вернулось к ней - коричневый, с черными пятнами панцирь, чешуйчатые, слоновые ноги, поганая морда...
Прыгая с повозки, она нечаянно задела хвостом лошадь, та с неприязнью фыркнула, за что тут же получила от Абитая удар плетью.
Затем Абитай с презреньем посмотрел на черепаху, потянул ее к Тарази и сказал:
– Принимайте... Привез в целости-сохранности...
Черепаха почему-то не подняла морду, не глянула на Тарази, вся она была устремлена к воротам, желая поскорее скрыться от посторонних глаз. И не потому, что боялась чужих, просто ей хотелось тишины и
Толпа зевак, пораженная размером черепахи, молчала, но какой-то шутник не выдержал и снова захохотал, показывая на зверя пальцем. Все разом вскочили, засвистели, запрыгали, да так, с такой непосредственностью, словно издевались над самым заклятым врагом.
– Ведите!
– коротко сказал Тарази, и Абитай, суетясь, потянул черепаху к воротам, не забывая проклинать ее ежесекундно.
Тарази остался возле дома, не зная, что делать от растерянности, затем, сам того не замечая, направился к саду, и толпа, много слышавшая дурного о колдуне Тарази, испугалась. И, разом притихнув, стала спускаться, как будто кто-то снизу дал им знак.
Тарази постоял, поглядел, пока последний зевака не скрылся из вида, и зашел в дом.
Черепаха уже была заперта в своей комнате, и Абитай спускался с саблей по лестнице, да с таким видом, будто уже отсек черепахе голову.
Он думал, что весь распорядок дня будет прежним: слежка, дежурство у дверей черепахи, ловля змей в речке и лазанье по деревьям за яйцами птиц.
– Где Хатун?
– Тарази глянул на его саблю.
– В деревне, - испуганно заморгал Абитай, но затем не сдержал себя и поднял крик: - А что вы думали? Этот подлец... кто знал, что он опять появится передо мной со своей поганой мордой! Я его хотел задушить - ведь как-никак она моя сестра... С ней удар случился, и отец ее оставил у себя. А в деревне суды-пересуды, кричат ей вслед: "Черепашья невеста!" - Абитай говорил и размахивал саблей.
– А я? Выходит - я черепаший шурин.
Армон вышел на крик и незаметно стал сзади, и Абитай, увидев его, с мольбой протянул к нему руки:
– Ведь так выходит? Правда, в нашем роду встречались конокрады, но черепахи... А он захворал, как только мы приехали туда, перестал спать, а я, дурак, не догадывался, что у него по ночам опять растет хвост! А потом я хотел открыть дверь, разломал ее и вижу: сидит и весь с головы до ног черепаха... Молчит, не разговаривает. Я его, признаюсь, пару раз по панцирю, ведь обидно! Молчит, надулся, словно это я его заколдовал...
– Я приведу к вам отца, Тарази-хан, - сказал Армон, чтобы прервать душеизлияния стража.
– Хорошо, - кивнул Тарази.
– Как?!
– поразился Абитай.
– Отец ваш, господин судья, сюда пожалует?
– И бросился вниз, в свою сторожку.
– Надо побриться, такой гость... такой гость...
Тарази остановился возле дверей, но так и не решился открыть их и глянуть на черепаху.
Пошел к себе и стал ждать судью. Он думал о том, как убедительнее объяснить всю эту чертовщину с колдовством. От того, поймут ли они с судьей друг друга, зависит многое. И будущее Армона. Тарази уедет, но юноша не растеряется, будет увлечен новым занятием. А оно, кажется, не такое бесполезное, как тестудология.