Черепаший вальс
Шрифт:
— Открою вам секрет: я влюблена!
— Мадемуазель! В конце-то концов! Это недопустимо! — вскричал красавец, размахивая руками.
— Иду, иду… бегу, — сказала официантка, выпрямляясь и удерживая в равновесии чашку кофе. — А когда ты влюблен, видишь жизнь в розовом свете, правда?
— Это точно, — ответил мсье Сандоз. — Особенно когда взаимно…
Ифигения, казалось, не замечала его пылких взглядов. Когда он хотел с ней поговорить о них двоих, она быстро переводила разговор на отвертки, гвозди и кисти. Если он поддавался искушению и разглаживал пальцем морщинку на лбу
В этот момент какая-то женщина резко отодвинула стул и налетела на официантку так, что та чуть не упала. Кофе опрокинулся, забрызгав белый плащ элегантного господина; тот подскочил на стуле как ужаленный.
— Простите, мне очень жаль, — сказала Валери, схватив полотенце, висевшее у нее на плече. — Я не видела, как встала та дама и…
Она пыталась отчистить рукав от кофейных пятен: наклонившись, изо всех сил терла ткань.
— Вы меня обварили! — в ярости завопил красавец, выпрямившись во весь свой немалый рост.
— Ну уж не преувеличивайте… Я же извинилась!
— И к тому же вы мне нахамили!
— Я вам не хамила. Я принесла свои извинения…
— Весьма жалкие извинения!
— Но ведь никакой трагедии не случилось! Я же говорю, я не заметила ту даму…
— А я вам говорю, что вы мне нахамили!
— Ой-ой-ой, бедняжка… Зачем же так нервничать? У вас что, других проблем в жизни нет? Отнесете плащ в химчистку, вам это ни гроша не будет стоить! На то существует страховка!
Элегантный господин кипел от возмущения. Призывал в свидетели стрекозу, который, казалось, смотрел на Валери с искрой вожделения на своем пергаментном лице: должно быть, оценил красоту женщины в гневе. Официантка горячилась, ее бледные щеки порозовели. Рассердившись, она действительно стала еще красивее. Что она знала о жизни в свои двадцать лет? Да, она умела за себя постоять — но с каким юношеским пылом! И красавец, похоже, смутился.
Он встал, сунул плащ под мышку и направился к выходу, предоставив стрекозе разбираться со счетом.
— Ну и ладно… вот придурок! Я же сказала, у нас есть страховка! — повторила Валери, глядя ему вслед. — Честное слово, придурок!
Мсье Сандозу показалось, что красавец сейчас ее ударит. Он уж было замахнулся, но сдержался и, сплюнув от негодования, вышел на улицу.
Стрекоза остался на месте, дожидаясь счета. Когда Валери положила его на стол, он погладил ее руку своими длинными костлявыми пальцами.
— Скажите, какой похотливый Дракула выискался! И ты туда же! — вскричала она, испепелив его взглядом.
Он повесил нос, сделав вид, что огорчен, и испарился.
— Фу ты ну ты! Один другого хлеще! Все клинья подбивают, и хоть бы кто разрешения спросил!
Мсье Сандоз улыбнулся. Многие, наверное, к ней «подбивают клинья».
Он еще немного полюбовался ею. Она носила серебряные кольца
Когда он в свою очередь поднял руку, чтобы попросить кофе и счет, зал почти опустел. Официантка подошла, стараясь на этот раз ничего не опрокинуть.
— И часто у вас так? — спросил он, шаря в кармане в поисках мелочи.
— Уж не знаю, что в Париже с людьми творится — все такие нервные!
— А вы не здешняя?
— Нет! — воскликнула она; на ее лице снова заиграла улыбка. — Я из провинции, а в провинции, уж поверьте, никто так не кипятится. Там все делают не спеша.
— Зачем же вы сюда, к психам, приехали?
— Я хочу быть актрисой, работаю, чтобы оплатить уроки актерского мастерства… А ту парочку я давно приметила, вечно спешат, вечно всем недовольны, и ни гроша чаевых не дождешься! Словно я им прислуга!
Она поежилась, и ее счастливая улыбка снова испарилась.
— Да ладно! Ничего страшного… — сказал мсье Сандоз.
— Вы правы! — сказала она. — Вообще-то Париж красивый город, если не обращать внимания на людей!
Мсье Сандоз встал. Оставил на столе бумажку в пять евро. Она поблагодарила его широкой улыбкой.
— Ой, ну уж вы… Вы примирили меня с мужчинами! Потому что — открою вам другой секрет — не люблю я мужчин!
— Ну и как? Она тебе ответила? — спросила Дотти.
Сегодня вечером они собрались в оперу.
Прежде чем пойти к Дотти, он поужинал с Александром. «Звонила мама, она в пятницу хочет приехать, просила, чтобы ты ей перезвонил», — сказал сын, не поднимая глаз от прожаренного бифштекса и аккуратно отодвигая в сторону ломтики жареного картофеля. Бифштекс он ел из чувства долга, а свою любимую картошку оставлял напоследок.
— А-а… — протянул Филипп, застигнутый врасплох. — У нас были какие-нибудь планы на выходные?
— Да вроде нет, — ответил Александр, пережевывая мясо.
— Если ты хочешь ее видеть, пускай приезжает. Мы же не ссорились, ты знаешь.
— Вы просто не сошлись во взглядах на жизнь…
— Точно. Ты все правильно понял.
— А она может взять с собой Зоэ? Мне хочется повидаться с Зоэ. Вот ее мне не хватает…
Он сделал упор на слове «ее», словно игнорируя предложение матери.
— Посмотрим, — сказал Филипп и подумал, что жизнь стала невероятно сложной.
— На уроке французского нас попросили рассказать историю максимум в десять слов. Хочешь знать, как я вышел из положения?
— Конечно…
— «Его родители были почтальоны, и он всю жизнь держал марку…»
— Гениально!
— Я получил лучшую отметку. Ты идешь куда-нибудь сегодня вечером?
— Иду в оперу с приятельницей, Дотти Дулиттл.
— А-а… Когда я подрасту, возьмешь меня тоже?
— Договорились.