Через бури
Шрифт:
— На все был бы готов, Елизавета Генриховна, здравствуйте, но финансы несколько расстроены.
Бывшая баронесса расхохоталась:
— По крайней мере, в театре — это дело поправимое. Что вы видели из этих постановок?
— Ничего, но знаю почти все.
— Это более чем любопытно. Каким же образом?
— У моего друга Бори Плетнева, вернее, у его родителей, замечательная коллекция пластинок. И я знаю наизусть почти все арии из идущих здесь опер. Прослушал на граммофоне десятки раз.
— И каких
— Я не могу всех их назвать. Шаляпин, прежде всего Конечно, Собинов, Словцов… Певицы Вяльцева, Тамара Церетели, Нежданова и многие другие.
— А драматических теноров вы никого не помните?
— Нет, почему же? Ария Германа «Что наша жизнь?» Из «Паяцев» и, особенно Каварадосси — последняя ария из «Тоски». Ну и «Кармен»…
— Кто их исполняет?
— Фигнер и Баначич.
— Вот именно, Баначич! Я вас с ним познакомлю. Он здесь.
— Как здесь?
— Видите ли, когда большевики захватили власть, многие интеллигенты покинули столицы. И театры потянулись за ними, как за своими зрителями. И сразу несколько — задержались в столице Колчака. И всем хотелось играть в этом очаровательном европейского вида театре.
— Как же они разместились?
— Решение принимал министр просвещения и по примеру столичных коммунальных квартир поселил сразу три театра в одном здании с прекрасным залом и оборудованной сценой.
— Забавно! — рассмеялся Шурик, вспомнив министра на ипподроме.
— Поистине Соломоново решение. Каждый театр играет уже готовые спектакли в отведенные дни. Публика получает разнообразный репертуар. Всегда аншлаг.
— И значит, с нашей сцены поет столичный Баначич, — спросил удивленный Шурик.
— Именно он, и я надеюсь, что столичной знаменитости на своем рояле сыграет наш юный музыкант, который все оперы знает наизусть.
— Зачем? — удивился Шурик. — У меня и пианино-то нет.
— Будет! Ваша мама говорила про кольцо с большим бриллиантом для обмена.
— Вот оно на пальце, — показал Шурик.
— Какая прелесть! — воскликнула баронесса. — Я бы с радостью обменяла его на свой белый рояль. Но он остался в Петербурге. Нo Баначич поможет нам. Найдет вам инструмент. У него и без меня много поклонниц. Голос тенора непостижимо действует на женскую кожу, и девицы бесятся.
— Баначич! — снова взволнованно произнес юноша. — И его можно услышать без граммофона! Это сказка, подарок судьбы.
— Мы могли бы пойти сейчас. Я как раз одета для визита, но вы что-то тащите съедобное.
— Я могу отнести домой, там ждут. И прибежать куда скажете.
— Зайдете за мной на курсы. Там возьмем извозчика. Неудобно к такому артисту пешком являться. Мама говорила, что вы совсем недурно играете. Баначич любит классику — Баха, Моцарта, Гайдна, Беллини.
— А Шопена?
— Ну и романтиков
— Я сыграю прелюдии, этюды…
— Хорошо бы ноктюрн. У певца восприимчивое сердце.
Вне себя от радости, Шурик помчался домой. Действительная встреча, а не приключенческие грезы, ждала его. Ему навстречу вышла сияющая мама:
— Папа приехал, — только и успела сказать она.
Шурик, едва успев поставить судки на пол, бросился на шею счастливо улыбающегося папы. От него пахло лекарствами, махоркой и переполненным вагоном. Кисти рук были забинтованы. Да вот в Томске бинты вместо наручников надели, чтобы рукам воли не давал, — грустно улыбаясь, объяснил он.
— В Томске? — удивился сын.
— В госпитале. Там хирурги с нашим братом, как повара на кухне, расправляются.
— Да сядь ты. Папа все расскажет, а я судками займусь.
— Не могу. Мы с Елизаветой Генриховной едем сейчас.
— Куда? — спросила ошеломленная мама.
— К Баначичу, драматическому тенору.
— Да он из столицы давно в Париж уехал. Прохлаждается там, поди, на Эйфелевой башне да жареными лягушками лакомится. Значит, ты уходишь? Как ты можешь в такую минуту? — возмутилась мама.
— Баронесса ждет на извозчике, — потупив взгляд, отвечал на упрек Шурик.
— Не рано ли, сынок, по баронессам-то ударять стал?
— Папа! Ей сто лет!
— Раз в пять убавить надо, а то что толку?
— В инструменте, в пианино.
— Так и скажи: торговка, а то баронесса на лихаче.
— Так я и говорю: пианино, — и Шурик показал знакомое папе кольцо с большим желтым бриллиантом.
— Ну, иди с богом — торгуй.
— Да не торговать, а музицировать он должен! — возмутилась мама.
— Так ведь не даром же — за пианино, — заключил отец.
Историю, которая приключилась с отцом, он услышал чуть позже. Сейчас он, как на крыльях, летел навстречу к баронессе. Визит Шурика и его покровительницы к Баначичу, однако, не состоялся. Тот встретил посетителей, спускаясь по лестнице, срочно вызванный в театр на внеплановую репетицию. Встречу отложили на ближайшие дни.
Баронесса, узнав, как торопится Шурик к вернувшемуся с фронта отцу, подвезла его к дому Липатниковых на извозчике, и он успел к рассказу папы о его злоключениях.
Что касается истории, которая приключилась с отцом, то дело было так. Осенью 1919 года кончалась в Сибири колчаковская власть. Пятая Красная Армия под командованием командарма Тухачевского, почти не встречая сопротивления, победно продвигалась вперед по Транссибирской магистрали.
Ефрейтор Петр Званцев служил в Запасном полку. Там, в глубоком тылу, формировали, вооружали, обучали и отправляли в резерв адмиралу Колчаку все новые и новые части. В непривычный строй вставали таежные охотники и мужички с далеких, затерянных заимок.