Через двадцать лет
Шрифт:
Выправляя одной рукой примятые футболкой волосы, Эрика покосилась на диван и симметрично разложенные подушки в компании одеяла.
– Может, сплю ещё, и оно всё мне снится? Может, и ты мне снишься, Мелс?
– Ну, хочешь, проверим? – массажистка шутливо упёрла руки в бока.
– У тебя как раз ноги голые, могу ущипнуть, чтобы доказать собственную реалистичность.
– Пожалуй, не стоит, - тактично отказалась мисс Рубинштейн, - у меня кожа нежная, она профессиональных щипков не выдержит. И вообще, займусь я уборкой.
– Эй, а как же гуляние? Не пойму, ты не рада, что ли? Речь ведь идёт о твоей пьесе – классный шанс и всё такое… Где энтузиазм?
Конечно, вопросы были заданы исключительно верные. Классный шанс, без сомнения… И всё же ситуация пьесой не ограничивалась. Эрика хотела напомнить, как начался вечер, и как подошёл к массажу, но Мелли и сама уже догадалась.
– Это из-за твоей семьи, да? Из-за того, что ты сегодня узнала? Прости, я не тактичнее стада бизонов…
– Перестань, оно не вчера произошло, и ты не виновата, - отмахнулась девушка, - я рада сообщению. Искренне рада, хотя поход в архив действительно слегка остудил должный энтузиазм.
Телефон был по-прежнему зажат в руках – на всякий случай она аккуратно положила трубку возле себя, думая, не прослушать ли сообщение в третий раз. Вот и наступила широко известная игра на контрастах… Настроение с нулевой отметки робко поднялось чуть выше и замерло в раздумьях.
– Ещё хочешь уехать из города?
– Хм? Не знаю, - сказала Эрика, путаясь в собственных чувствах, - теперь вроде есть повод остаться. Поведать миру историю Беатрис и её папы.
– Хороший повод, - Мелли легонько пихнула собеседницу плечом, - знаешь… ну, мне кажется, твой отец мог бы гордиться проделанной творческой работой. Успехами. Он, по сути, остался жить в пьесе. И теперь её собираются ставить…
– Звучит неплохо, спасибо. Я бы хотела, чтобы он гордился мной.
Поддержка дорогого стоила, активно подталкивая настроение, а заодно и честолюбие всё выше.
– Ты согласишься ехать в «Перекрёсток» послезавтра?
Эрика хмыкнула, осознавая забавную безвыходность положения.
– А как иначе? Поеду. Чтобы отказаться, нужно перезвонить этому Спарксу – и кем я представлюсь? Наш драматург был мужчиной – по крайней мере, согласно легенде. И вдруг режиссёр, когда откроется правда, ещё передумает?
– Чёрт, я не сообразила, - выдохнула Мелани, - слушай, ну Александр Гаррет всё равно должен тебя увидеть. Если ему действительно понравилась пьеса, и если он – не законченный шовинист, бояться нечего.
– Откуда уверенность? – Эрика с любопытством повернулась к соседке.
– А вдруг он – старый, склочный и неуступчивый тип?
Мелли
– Не поручусь насчёт склочности и неуступчивости, а лет ему не настолько много. Что-то такое, по крайней мере, я в журналах видела. Давай мы сначала приберёмся в кухне, а потом, если не передумаешь обратно, почитаем о твоём режиссёре в Интернете. Идёт?
– Идёт, - кивнула Эрика.
Настроение поднялось ещё немного, когда они, не смотря на позднее время, возвратились в кухню и со смехом принялись уничтожать остатки молочно-авокадного нашествия. Мелли, не берясь больше за щекотливые темы, орудовала около мойки и рассказывала о друзьях и выходном в славной компании. Эрика слушала и возилась с ноутбуком и проводами на столе. Была в её соседке и уже почти совсем подруге замечательная черта, позволявшая находить плюсы и радоваться за других – искренность. Светлое качество, вроде фильтра для любых человеческих недостатков. На фоне этой искренности аргумент об отце, возрождённом в пьесе, получался весомым и поистине ценным.
Ещё позже, когда помещение обрело приличный вид, а несчастные цветы в кадках получили передозировку коктейля, Мелли, горя энтузиазмом, притащила уже свой ноутбук. Сетуя на редкие посещения спектаклей, она, тем не менее, возлагала надежды на будущее, способное всё исправить. Эрика, одобряя такой подход, замечала, что спектакли и мир их создателей полны интересного – не обязательно знать наверняка, чтобы представить. Внимательные глаза неотрывно следили за крохотными песочными часами на экране компьютера. Александр Гаррет… Кто такой Александр Гаррет? Вроде бы девушка слышала это имя, но, к своему стыду, не могла вспомнить, где, когда и в каком контексте. Крутой режиссёр, владелец всего театра… Господи, сплошная занятость и вечная работа! Воображение тут же нарисовало маленького седого человечка, строгого, требовательного, в очках и с бородкой клинышком. Целую жизнь он посвящает служению искусству, привередливо указывает подчинённым на их ошибки, сухо и снисходительно хвалит любые достижения и в целом подавляет экстремальным авторитетом. Если выбирает пьесу – то вытачивает совершенство из реплик: выжимая и вытягивая, иногда выходя за рамки стандартов…
– Готово! Ну-ка, что у нас интересного?
Оклик Мелли прервал паническое описание старого мэтра. Вернувшись мыслями на землю, Эрика потянулась ближе и заглянула в Интернет-вкладку. И тут же поняла, что паника стремительно уступает шоку.
– Мелс… Это точно он?
– Вот написано, можешь почитать, посмотреть. Да ты не бойся, ноут заряжен и в ближайшие часов двенадцать никаких обломов.
Меньше всего сейчас мисс Рубинштейн волновали проценты зарядки. Приняв в руки гудевший тёплый девайс, она воззрилась на результаты поиска. С найденных в базе данных фотографий смотрел кто угодно, кроме маленького строгого старичка. Впрочем, бородка на лице действительно присутствовала.
– Жуть… На Стэтхэма[41] похож.
– Нет, я тебя обожаю, - прокомментировала Мелли, смеясь рядом, - тебя бы саму в какой-нибудь пьесе описывать, с такими-то сравнениями!