Через океан. Часть 2. Москва
Шрифт:
Весь его вид говорил о том, что он хочет меня поцеловать. И я этого тоже хотела. Нет, не хотела — я желала этого. Взгляд был выразительнее слов. Зак подался вперед и, наконец, прикоснулся своими губами к моим. Его губы скользили по моим и ласкали их медленно — очень медленно. И чувственно — рождая внутри желание.
Вздох желания вырвался откуда-то изнутри, и я прикоснулась своим языком к его, отвечая на поцелуй. Его отклик был мгновенным. Как когда-то давно в машине после первой близости на пляже Зак вжал меня в широкое кресло, заслонив все пространство. Его поцелуй не предназначался для
Я сделала вдох и утонула в его знакомом и родном запахе, в гладком влажном скольжении его языка, в сильных руках, удерживающих мою голову с обеих сторон.
В груди рождался вибрирующий звук, но я не смела его издать, до ужаса опасаясь разбудить кого-то из пассажиров. И необходимость удерживать такой поцелуй в полной тишине была невыносимо эротичной.
Что-то запретное, неправильное, нарушающее принятые устои — вот чего нам так не хватало в последнее время. Отдельный просторный и охраняемый дом, приватные VIP зоны и комнаты и коридоры в аэропортах — все эти привилегии притупляли чувства, обволакивая нас комфортом и обыденностью.
А мелкое хулиганство в самолете — это что-то в высшей степени захватывающее!
Его поцелуй становился все настойчивее, буквально расщепляя на атомы и тело и сознание. И когда он остановился, отодвинулся и провел подушечкой большого пальца по воспаленным от поцелуя губам, я уже не вполне была уверена, что мы все еще находимся в самолете, который летел где-то над восточной Европой.
А потом он сделал нечто, что я совсем не ожидала от этого воспитанного в сильных семейных традициях мужчины, причем женатого и имеющего четырехлетнюю дочь. Он поднял мои ноги и уложил их к себе на колени, освободив их от балеток. Затем развернул плед, предусмотрительно принесенный стюардессой еще в самом начале полета, и накинул его сразу на нас двоих.
Предвкушение чего-то запретного и скандального придало смелости, и вот уже мои руки скользили по задней поверхности шеи Зака, поглаживая шелк его волос. А потом спустились ниже, чувствуя под тонким хлопком футболки рельеф мышц, выработанный в результате длительных и регулярных тренировок.
— Нет, не сейчас, — прошептал он еле слышно и отвел мои руки. Сам же он тем временем провел языком горячую влажную дорожку вниз по шее, вдоль края треугольного выреза практичной рубашки-поло и застыл, добравшись до нижней его точки. А затем поднял на меня взгляд хитрых глаз.
Как он был красив в тот момент! Его губы приоткрылись, а глаза сузились от желания. Его дыхание согревало влажную дорожку, которую он только что сам оставил, все более раздразнивая нервные окончания.
Я видела, как его взгляд скользил от глаз к губам, от них к шее, потом вдоль шеи к вырезу и ниже. Когда его взгляд достиг груди, я ощутила, как она ответила на его призывный взгляд.
Даже его взгляд заставлял мою кожу гореть.
Со взглядом, полным множества обещаний, от которого перехватило дыхание, Зак натянул плед так, что неприкрытой осталась только моя шея и голова. А потом скользнул руками под него.
Глаза сами закрылись от наслаждения, которое дарили его прикосновения.
—
Его голос отозвался томлением во всем теле. Глаза пришлось открыть, хотя сделать это сейчас было очень сложно. Сложно было смотреть в его глаза, внимательно высматривающие что-то в моих. Смущение от всего происходящего спорило с авантюризмом. Внутри копилось желание, стремящееся вырваться наружу в страстном стоне. Но делать этого было нельзя. Вокруг спали пассажиры. Разбудить любого из них означало бы закончить это приключение.
Руки Зака скользнули под поло, и натренированным движением он расстегнул застежку белья, освободив грудь. Его пальцы тут же прошлись по ней и с неожиданной силой сжали, и я сразу поняла, что желала именно этого. А Зак продолжал ласки. Его руки скользили по обнаженной коже груди, все сильнее распаляя желание. Он снова прижался губами к вырезу поло и выложил дорожку из поцелуев в обратном направлении, скользнул по подбородку и вновь добрался до губ.
Я чувствовала, как тело перестает слушаться. По крайней мере, оно перестало слушаться меня. И были мысли, что сейчас оно слушается кого-то другого. Например, того, чьи руки сейчас покрывают ласками меня?
Бедра как под заклинанием заерзали на кресле в томлении и подались вверх в надежде на внимание. Как просто не упрекать себя в развратности и неподобающем поведении, когда отключаешь мозг и предоставляешь все права инстинктам.
Но Зак внезапно закончил поцелуй и поспешно отстранился. И только сейчас я поняла, что не только я сдерживаю себя, но ему еще тяжелее. Это читалось по его неровному дыханию, закрытым глазам и сжатым челюстям, под которыми заходили желваки. Он боролся со своими инстинктами в прямом смысле. И я даже подумать боялась, чем может закончиться полет, если инстинкты возьмут верх.
В голове уже нарисовались скандальные заголовки типа «Зак и Кэти Эфрон — любовь на высоте десяти тысяч километров» или «Зак соблазнил свою жену в самолете Москва-Лос-Анджелес» или еще того хуже.
— Зак, — позвала я шепотом, силясь справиться со своим неровным дыханием и вернуть его к реальности.
— Тссс… — не ответил он. А потом открыл глаза. И наши взгляды встретились. Он снова склонился в новом пожирающем страстном поцелуе. И если до этого внутри только начинал разгораться пожар страсти, то от этого поцелуя я готова была взорваться без единого его прикосновения. Неужели это возможно? Он хочет этого?!
— Зак, что ты делаешь? Перестань! — в панике прошептала я и попыталась освободиться.
— Тсссс… Ты разбудишь пассажиров, — ответил он. — К тому же теперь слишком поздно, я не смогу остановиться, — его глаза сверкнули дьявольским огнем.
— Зак, миленький, ты сможешь, — прошептала в мольбе я, но он заглушил протест новым сокрушительным поцелуем.
«НЕУЖЕЛИ НИКТО НИЧЕГО НЕ СЛЫШИТ И НЕ ВИДИТ? ГДЕ СТЮАРДЕССЫ?»
Мой мозг кипел от непонимания и жара, полыхавшего внутри.
А Зак и правда не думал останавливаться. Его рука скользнула от груди по животу к эпицентру грядущего взрыва и вложил ладонь между ног. Тонкая ткань нисколько скрывала интимности его прикосновений.