Через пустыню
Шрифт:
Первой, кого я увидел, спустившись в холл «Пико-Хаус», была Доринда Робизо.
Она стояла в другом конце холла и разговаривала с двумя одетыми по-городскому мужчинами. Один из них был молодой человек мощного телосложения, но мне он почему-то показался сосунком. Хотя меня слегка беспокоило, что под пиджаком у него с правой стороны что-то выпирало. Другой мужчина, лет пятидесяти, был тоже широкоплеч, но ростом пониже.
Подойдя к ним, я сказал:
— Мэм, рад видеть, что с вами все в порядке.
Она
— Извините, вы обращались ко мне?
Те двое, что стояли рядом с Дориндой, посмотрели так, словно я выполз из-под «гнилого полена. Молодой человек хотел было что-то сказать, но я опередил его:
— Когда я вернулся в лагерь и не нашел вас, я начал беспокоиться.
— Боюсь, — холодно сказала она, — что вы ошиблись. Не имею представления, о чем вы говорите.
Я начал объяснять:
— Там, в Мохаве, мэм…
Молодой человек оборвал меня:
— Вы слышали, что сказала леди. Она вас не знает.
Он повернулся ко мне спиной, взял ее под руку, и они вышли, оставив меня посреди холла.
Я почувствовал себя деревенским дурачком, когда, оглянувшись, увидел, что несколько человек насмешливо переглядываются. Я разозлился. Надо же, а я мотался по пустыне, дрался, стрелял — и все ради ее спасения.
Чем больше думал об этом, тем сильнее злился, и вдруг до меня дошло, что найти-то я ее нашел, однако свое добро обратно не получил. Я рванулся вслед за Дориндой, но она уже исчезла.
Черная карета уже отъезжала. Наверное, они уехали в ней.
В любом случае я должен найти свое золото.
В то время в Лос-Анджелесе было сто десять салунов, но мне посоветовали отправляться сразу в салун Баффама — самый изысканный в городе. Там можно услышать свежайшие сплетни.
Надев шляпу, я вышел на улицу, и тут же рядом со мной возник худощавый смуглый молодой человек. Мексиканец… или калифорниец.
Он тихо заговорил:
— Возможно, сеньор, у нас общие интересы.
— Продолжайте.
— Говорили, что черноглазая сеньорита больна и не выходит из комнаты. По-моему, это неправда. Думаю, она уехала из Лос-Анджелеса, а потом ее привезли обратно.
— Мистер, — сказал я, остановившись и холодно глядя на него, — кажется, это личное дело леди.
— Да? Возможно. Сеньор очень галантен, но умен ли? Этой леди нельзя верить, сеньор, ни ей, ни ее знакомым. К тому же они опасны. Опасны для нас обоих. Они постараются убить нас.
Не в моих правилах выслушивать плохое о женщинах, но не я ли первый подумал, что она колдунья?
— Мы можем поговорить у Баффама, — ответил я, — если у вас есть что сказать. Может, там окажется человек, которого я ищу.
— Этот салун — далеко не лучшее место для поисков знакомых.
Может, и так… Однако это заведение мне рекомендовали, да и надо
Кстати, он наверняка был прав, когда утверждал, что черноглазой нельзя доверять. Но она убегала — от чего?
Я припомнил, что сказал мне Харди в ту ночь, когда я покупал у него лошадей. Узнав, что я из Сэкеттов, он посоветовал не говорить об этом Доринде. Почему? При чем здесь моя фамилия?
Заняв столик у Баффама, мы заказали пиво и уселись понаблюдать за публикой. Салун был полон мексиканцев, ковбоев и бродяг, бизнесменов и фермеров.
— Я здесь родился, — вдруг произнес мой новый знакомый. — Меня зовут Родриго Энрикес. Я очень люблю Лос-Анджелес, но он меняется, и меняется, по-моему, слишком быстро.
Вдруг я увидел в противоположном углу комнаты человека, похожего на одного из тех, кого я видел в последнюю ночь в Хардвилле. Этот человек, стоя у бара, разговаривал с другим, которого загораживали от меня посетители.
— Жизнь в Калифорнии слишком легкая, — продолжал Родриго. — Моему народу не нужно думать о деньгах, здесь всегда есть еда, поэтому в деловых качествах мексиканцы уступают янки. Повезло тем семьям, которые породнились с американцами, хотя и этого часто недостаточно. Как в нашем случае.
К этому времени я уже не обращал на него внимания и даже не делал вид, что слушаю, как этого требует вежливость, потому что не отрывал глаз от противоположного конца комнаты. Я ощупал револьвер на поясе и был готов последовать за человеком у бара, если он станет уходить.
— Янки, породнившийся с нашей семьей, был пиратом.
— Я слышал о нем. Джозеф Чепмен.
— Нет, это другой. Сеньор Чепмен хороший человек и порядочный гражданин. Мой дед, Бен Мандрин, в чем-то похож на него, только дед был самым настоящим пиратом и к тому же очень жестоким.
Человек, за которым я следил, допил стакан и не стал заказывать следующую порцию.
Поерзав в кресле, я приготовился встать, но Родриго, похоже, ничего не замечал.
— Мой народ очень долго жил слишком легко, так откуда у него теперь предприимчивость? У нас впереди много трудностей.
— Крепитесь.
— Нет, этого недостаточно. Двухгодичная засуха… Из-за нее мы залезли в долги. К тому же дед заложил землю, чтобы выручить друга, но банк разорился, и подходит время платить по векселю. Вряд ли его продлят.
Но я едва его слышал. Все мое внимание было приковано к человеку у бара.
— Именно Доринда Робизо заставила его подписать вексель.
Я сразу насторожился. Все, что Родриго говорил до сих пор, казалось мне обычной болтовней, мало меня заботившей, потому что ни у меня, ни у моих друзей не было земли в Калифорнии. Но теперь у нас оказалось что-то общее.