Через пустыню
Шрифт:
— Его? — арнаут рассмеялся. — Его-то не жалко. Но не заботься об этом писаришке. С ним такое случалось уже тысячу раз, и никогда он не терялся.
— Почему он ездит на такой бестии?
— Он вынужден.
— Вынужден? Почему?
— Юзбаши (капитан) этого хочет. Он любит смеяться и над Ифрой, и над ослом.
Когда мы были между Куфьюнджиком и монастырем святого Георгия, то снова увидели писаря. Он позволил себе приблизиться и еще издалека закричал:
— Господин, может быть, ты поверил, что осел убежит вместе со мной?
— Я был убежден в этом.
— Ты ошибаешься, эмир! Я только выехал вперед,
— Мы останемся на этой дороге.
— Тогда разреши мне досказать свою историю позже. Теперь же я буду служить вам проводником.
Он уехал вперед. Хосар — это ручей или речушка, которая стекает с северных отрогов Джебель-Маклуб и на своем пути к Мосулу орошает угодья многочисленных деревень. Мы проскакали по мосту через поток, и теперь ручей оставался все время слева от нас. Развалины Харсабад и одноименная деревня расположены примерно в семи часах пути на север от Мосула. Местность представляет собой болотистую равнину, с которой поднимаются ядовитые малярийные испарения. Мы спешили поскорее оставить ее за собой, но до цели был еще добрый час пути, когда навстречу нам показался отряд арнаутов — человек в пятьдесят. Во главе его скакали офицеры, а в середине я приметил араба в белом одеянии. Когда наши отряды сблизились, я узнал в нем шейха Мохаммеда Эмина.
Увы! Он попал в руки этих людей — он, враг паши, который уже пленил его сына и заключил в крепость Амадию. Теперь мне прежде всего предстояло выяснить, защищался ли он при пленении, однако я не мог обнаружить ни одного раненого. Может, его захватили врасплох, во сне? Я должен приложить все усилия, чтобы освободить шейха от этого опасного общества. Поэтому я остановился посреди дороги, поджидая, когда встречный отряд приблизится.
Мой конвой спешился и залег по сторонам дороги. Халеф и я остались в седле. Командир отряда отделился от остальных и поспешил нам навстречу резвой рысью. Прямо передо мной он осадил свою лошадь и спросил, не замечая лежащих на земле:
— Селям! Кто ты?
— Алейкум! Я — эмир с запада.
— Из какого племени?
— Народ немей.
— Куда ты едешь?
— На восток.
— Человек, ты отвечаешь слишком кратко! Знаешь ли ты, кто я?
— Я вижу.
— Тогда отвечай понятней! По какому праву ты здесь шляешься?
— По тому же самому, по какому и ты.
— Таллахи, ты очень смел! Я езжу здесь по приказу губернатора Мосула. До этого ты мог бы и сам додуматься!
— А я нахожусь здесь по приказу губернатора Мосула и стамбульского падишаха. Ты мог бы об этом догадаться!
Он немножко шире открыл глаза, а потом приказал мне:
— Почему я должен тебе верить?
Я подал ему свои документы. Он раскрыл их с сохранением положенных формальностей и прочитал, а потом тщательно сложил, отдал мне назад и сказал очень вежливым тоном:
— Ты сам виноват, что я так строго говорил с тобой. Ты видел, кто я, и должен был бы отвечать мне повежливее!
— Ты сам виноват, что этого не случилось, — ответил я ему. — Ты видел мою свиту. Она удостоверяла меня как человека, который пользуется дружбой губернатора. Ты должен был бы вежливее вести себя! Поприветствуй своего господина от моего имени много-много раз!
— Слушаюсь, мой господин! — ответил он.
Теперь моим намерением
— Халеф, внимание! — шепнул я слуге, который наблюдал за шейхом так же пристально, как и я.
Он сразу же меня понял.
— Между шейхом и арнаутами, сиди! — тихо ответил он мне.
Теперь хаддедин решился на несколько смелых прыжков с крупа на круп стоящих за ним лошадей. Сидевшие на них наездники не ожидали такой дерзости, и, прежде чем они успели схватить шейха, он уже достиг своего скакуна, вскочил в седло, рванул повод из руки придерживавшего трофей арнаута и умчался прочь — не по дороге, а прямо к речушке.
Многоголосый крик, исполненный удивления и гнева, раздался за ним.
— Твой пленник бежал, — крикнул я командиру, — позволь нам преследовать его!
Одновременно я развернул своего коня и погнался за беглецом. Халеф держался рядом со мной.
— Не так близко ко мне, Халеф! Скачи так, чтобы они не могли стрелять, не попав в нас!
Теперь началась упорная, дикая охота. К счастью, преследователи сначала думали только о том, чтобы поймать Мохаммеда Эмина, а когда они поняли, что его конь превосходит их лошадей, и схватились за оружие, расстояние между беглецом и преследователями стало уже слишком большим. Применить оружие они тоже не могли, так как мы с Халефом скакали перед ними не по прямой линии, а зигзагами, и при этом я изо всех сил пытался показать, какой у меня непокорный конь. Он то останавливался и «давал козла», то уносился вперед, то бросался в сторону, поворачиваясь на задних ногах вокруг собственной оси, устремлялся то вправо, то влево, а потом возвращался точнехонько на нужное направление. Халеф делал то же самое, и так получалось, что турки не стреляли, опасаясь попасть в нас.
Хаддедин бесстрашно погнал своего коня в воды Хосара. Он удачно перебрался на ту сторону, я с Халефом — тоже; перед остальными мы получили значительное преимущество. Так мы летели вперед на своих добрых лошадях все дальше к северо-западу, пока не прошло два часа и мы не выбрались на дорогу, которая вела из Мосула через Телль-Кайф прямо на Рабан-Ормузд и шла параллельно той, по которой мы прежде рассчитывали достичь Хорсабада, Джерайи и Баадри. Только здесь хаддедин остановил своего коня. Он увидел лишь нас двоих, так как остальных давно уже не было видно — так они отстали.
— Слава Аллаху! — крикнул он. — Эфенди, благодарю тебя за то, что они не смогли меня подстрелить! Что мы теперь будем делать, чтобы они потеряли наш след?
— Как ты попал в их руки, шейх? — спросил маленький Халеф.
— Это он нам расскажет позднее; теперь для этого нет времени, — ответил я. — Мохаммед Эмин, знаешь ли ты болотистую страну, которая между Тигром и Джебель-Маклуб?
— Однажды я проехал ее.
— В каком направлении?
— Из Баашики и Баазани через Рас-эль-Айн в Дохук.