Через пустыню
Шрифт:
— Где твоя аптека?
Врач показал на большой, источенный жучками сундук. — Здесь, о паша!
— Открывай!
Я увидел перемешанные в невообразимом беспорядке всевозможные кульки, листочки, кружки, амулеты, пластыри и многие другие вещи, характер и предназначение которых были мне полностью неизвестны. Я спросил соды и виннокаменной кислоты. Соды было вдоволь, а кислоты очень мало, но для моих нужд достаточно.
— Теперь у тебя все есть? — спросил меня паша.
— Да.
Он дал врачу прощальный
— Заготовь большое количество этих веществ и запомни их названия. Они мне очень пригодятся, когда вдруг заболеет какая-нибудь лошадь. Но если ты забудешь названия, получишь полсотни хороших ударов!
Мы вернулись на кухню. Туда уже принесли бутыли, сургуч, проволоку и холодную воду. Губернатор всех немедленно выгнал. Ни один человек, кроме него, не должен был даже слегка приподнять завесу великой тайны приготовления вина, которое разрешено пить каждому доброму мусульманину без каких-либо угрызений совести, поскольку вино это ненастоящее.
Потом мы варили, охлаждали, наливали бутылки, закупоривали и опечатывали их, так что у паши пот капал с лица, а когда мы наконец закончили свои труды, слугам разрешено было войти, чтобы отнести бутылки в самое холодное место подвала. Одну бутыль паша взял с собой на пробу и нес ее в собственных высочайших руках через приемную в парадный покой, где мы снова уселись на ковер.
— Выпьем? — спросил он.
— Оно еще недостаточно остыло.
— Выпьем теплым.
— Оно тебе не понравится.
— Должно понравиться!
Конечно, должно, потому что пожелал сам паша! Он велел принести два бокала, приказал никого не пускать, даже дежурного офицера, и распутал проволоку, удерживавшую пробку.
Пуфф! Пробка выстрелила в потолок.
— Аллах-иль-Аллах! — крикнул он испуганно.
Вино, шипя, ринулось из бутылки. Я попытался быстро подставить свой бокал.
— Машалла! Оно и в самом деле пенится!
Паша раскрыл рот и просунул в него горлышко бутылки. Когда он отнял бутылку ото рта, заткнув отверстие пальцем, она была почти пуста.
— Великолепно! Слушай, мой друг, я люблю тебя! Это вино даже лучше воды из источника Земзем!
— Ты так находишь?
— Да. Оно даже лучше воды из havus kevser [134] , которую пьют в раю. Я дам тебе не двоих, а четверых хавасов.
— Благодарю тебя! Ты хорошо запомнил, как готовить это вино?
— Очень хорошо. Я никогда не забуду этот рецепт!
Не думая ни обо мне, ни о том, что у нас было два бокала, он снова поднес бутылку ко рту и оторвался от нее, только когда бутылка опустела.
134
Havus kevser — бассейн у райского источника (тур.).
— Она иссякла. Почему она такая маленькая?
— Теперь
— Клянусь Пророком, я отметил это! О, ты очень умный человек! Но позволь мне тебя покинуть!
Паша поднялся и вышел. Когда он через недолгое время вернулся, я заметил: под его халатом что-то спрятано. Паша сел и вытащил из-под полы… две бутылки. Я рассмеялся.
— Ты сам их вынес? — спросил я.
— Сам! Это вино, которое вовсе и не вино, никто не смеет трогать бутылки, кроме меня. Я распорядился об этом внизу, и теперь того, кто только лишь прикоснется к бутылке, я прикажу засечь до смерти!
— Ты еще хочешь выпить?
— А разве нельзя? Ведь этот напиток так восхитителен!
— Я сказал тебе, что это вино только тогда приобретает настоящий вкус, когда достаточно охладится.
— Какой же у него вкус будет тогда, если уже сейчас вино превосходно! Слава Аллаху, вырастившему изюм, сахар, воду и лекарства, чтобы услаждать сердца верующих в него!
И он снова пил, не думая обо мне. Его лицо выражало высшее блаженство, а когда опустела вторая бутылка, паша сказал:
— Друг, с тобой не сравнится никто, ни верный, ни неверный. Четырех хавасов для тебя слишком мало, тебе нужно шесть!
— Твоя доброта велика, о паша, — я прославлю ее!
— Ты расскажешь о том, что я сейчас напился?
— Нет, об этом я умолчу. Я ведь ничего не скажу и о том, что сам напился.
— Машалла, ты прав! Я пью, не подумав о тебе. Протяни мне свой бокал, я откупорю еще одну бутылку.
Теперь и я смог отведать собственное изделие. Вкус у него был в точности такой, какой должен быть у смеси неохлажденной содовой воды с отваром изюма и сахара. Но непритязательный вкус паши был вполне удовлетворен.
— Знаешь ли, — сказал он и снова сделал продолжительный глоток, — что шестерых хавасов для тебя все еще мало? Ты получишь десять!
— Благодарю тебя, о паша!
Если бы выпивка так шла и дальше, я продолжил бы свое путешествие с целой армией хавасов, а это при известных обстоятельствах могло бы очень стеснить меня.
— Итак, ты едешь через страну поклонников дьявола, — затронул он другую тему, — Знаешь ли ты их язык?
— Они говорят по-курдски?
— На диалекте курдского. Только немногие из них знают арабский.
— Курдского языка я не знаю.
— Тогда я тебе дам толмача.
— Видимо, это не нужно. Курдский родствен персидскому, а я хорошо понимаю по-персидски.
— Я не понимаю оба этих языка, а тебе самому лучше знать, нужен ли тебе драгоман… Но долго в той стране не задерживайся, не останавливайся на отдых. Быстро проскочи по их области.
— Почему?
— Иначе с тобой может произойти что-нибудь плохое.
— Что же?
— Это моя тайна. Скажу только, что для тебя может стать опасной именно та охрана, которую я даю. Пей!