Через вселенную

Рэвис Бет

Во мне закипает гнев.

— Проблемы на Земле начинались не из-за различий…

— Рабство. Крестовые походы. Геноцид. Нарушение гражданских прав. Апартеид. Различия — основной источник всех самых глобальных антропогенных катастроф на Сол-Земле.

У меня отпадает челюсть, но отрицать эти пятна мировой истории я не могу.

— Смотри-ка, какой умный, — подмигивает мне Харли. — Старший получает самое лучшее образование из всех нас. Наши знания о Сол-Земле — одно сельское хозяйство да естествознание.

А Старший у нас умник.

Старший густо краснеет.

У меня на это нет времени.

— Что вы делаете, чтобы найти убийцу?

Оба смотрят на меня бессмысленным взглядом.

— Замороженных людей кто-нибудь охраняет? Старейшина занимается расследованием? Есть подозреваемые? Охрана или хоть какой-нибудь надзор там есть? Что вообще делается? — Им обоим нечего сказать ни по одному вопросу, и это просто выводит меня из себя. — Вы об этом даже не подумали, да? Человек умер, а вы тут развалились на стульях и ничего не собираетесь предпринимать? Я думала, ты в будущем должен стать главным на корабле, — кричу я указывая на Старшего. — И ты что, будешь игнорировать происходящее и надеяться, что все само рассосется? Ну и командир!

— Я… я… — лепечет Старший.

— Ты не понимаешь, что ли, что там остались мои родители? Что они беспомощны? Лежат там в крошечных ящиках. Ты-то там не был. В ящике. Тебя не отключали. Ты понятия не имеешь, каково это. Когда наконец просыпаешься и осознаешь это, хочешь выплюнуть все эти трубки, но не можешь. Хочешь выбраться из ящика, но не можешь. Хочешь дышать. Но. Не. Можешь.

— Ладно, ладно, — говорит он. — Успокойся. Выпей воды. — Старший пользуется возможностью налить в мой пустой стакан воды из-под крана в ванной.

— Не хочу я воды! — Неужели так трудно понять, как это важно?

Но Старший все сует мне в руки стакан. В итоге я беру и делаю глоток. На языке остается странный горьковатый привкус. Интересно, сколько раз эту воду уже перерабатывали? Эти мысли немного утихомиривают ярость, я успокаиваюсь.

— Что бы ты чувствовал, будь это твои родители? — тихо спрашиваю я его.

Харли поднимает на нас глаза, потом медленно кладет кисть. Ответ Старшего волнует его больше, чем мои вопли.

— Я никогда не видел своих родителей.

— Они умерли? — получается резче, чем я хотела; этот мир, кажется, успешно делает меня бессердечной.

Старший качает головой.

— Нет. Я просто не знаю, кто они. Старейшине не полагается это знать. Он должен считать, что он — дитя корабля.

Такое ощущение, что Старший зачитывает наизусть учебник, но в голосе его звучит печаль, которой он, наверное, сам не замечает. Он кажется таким маленьким и одиноким. Да еще сутулится так, словно хочет спрятаться в собственном теле.

— Это поэтому ты здесь? — спрашиваю я Харли.

—

Неа. Я своих родителей знаю. Они — ткачи, живут в городе. С самой Чумы все мои предки — ткачи. Наверно, мои родители расстроились, когда я решил не продолжать семейное дело, но не уверен, что они заметили, когда я ушел. Мне дела не было до тканей, им — до всего остального. Вот я и поселился здесь. Совсем родителей нет только у Старшего.

— Как и должно быть, — тихо произносит Старший, не глядя на нас. — А сейчас, — добавляет он, — если нельзя узнать, кто убил мистера Робертсона, можно начать с вопроса — почему.

Я прохожу через комнату к Харли и его инструментам, беру самую большую кисть и черную краску.

— Э! — протестует Харли, но, прежде чем он или Старший успевают что-то сделать, я довольно коряво записываю свое имя на стене у окна.

— Что ты делаешь со своей стеной?! — изумленно спрашивает Старший.

— Это не моя стена, — отвечаю я. — Здесь нет ничего моего.

Под именем я пишу все, из-за чего, как мне кажется, меня мог выбрать убийца. «Девушка, — пишу я. — Семнадцать. Рыжие волосы. Белая. Внешность обычная».

— Ты очень красивая, — тихо возражает Старший, но я его замечание игнорирую.

«Не участвует в миссии», — добавляю я.

— Вот. — Я поворачиваюсь к ним. — А мистер Робертсон? — пишу его имя на стене рядом со своим.

Старший берет со стола тот тонкий лист пластмассы, который еще раньше привлек мое внимание. Проводит по нему пальцем, и он загорается, словно экран. Начинает печатать, и на экране мелькают изображения.

— Доступ разрешен, степень — Старшая, — сообщает компьютер женским голосом.

— Мистер Уильям Робертсон, — зачитывает Старший с экрана. — Мужчина. Пятьдесят семь лет, латиноамериканец, вес — двести двенадцать фунтов. Специалист по командованию. Служил в американской морской пехоте. Миссия: организация наступления. Работодатель: ФФР. ФФР? — он медлит. — Я уже видел эти буквы. На табличке на уровне хранителей…

— Фонд Финансовых Ресурсов, — поясняю я, записывая данные мистера Робертсона под его именем. — Всех военных финансировал ФФР. Папа тоже через него попал в экспедицию.

Старший проводит пальцем по экрану.

— Больше ничего.

Я смотрю на этот диковинный компьютер.

— А про меня там что-нибудь есть?

Старший колеблется.

— Что такое? — спрашиваю я. — Что там про меня?

— Эээ…

Харли, который молча наблюдал за нами, выдергивает компьютер из рук Старшего. Бросает быстрый взгляд на страницу, и глаза его перестают смеяться.

— Ой.

— Что?

— Ничего, — Харли протягивает руку, чтобы коснуться экрана — выключить его, ясное дело. Но не успевает, и я его перехватываю.