Через вселенную
Шрифт:
Эми с раздражением бросает кисть.
— Никакой пользы от этих отпечатков.
— Увы, — отсутствующе добавляю я, размышляя о том, кто, кроме меня и Старейшины, мог оставить этот отпечаток.
Харли забирает у меня пленку и бросает на стол в конце коридора.
— Можно нам теперь посмотреть на звезды? — Когда он берет в руки свой ящик, краем глаза я замечаю, что он захватил с собой чистый — хоть и маленький — холст.
— Если я открою эту дверь, ты останешься тут на ночь и проследишь, чтобы никто не трогал замороженных?
Улыбка Эми — более чем достаточная причина не слушать внутренний голос, предупреждающий, что Старейшине не понравится,
— Конечно.
Объяснив Харли, где шлюз, и, сказав код доступа, я снова беру пленку, которую он бросил на стол. Торопливо регистрирую их с Эми и разрешаю им доступ на криоуровень, чтобы они могли приходить, когда захотят, а потом еще разрешаю Эми доступ к пользованию пленками. Только я успеваю отсканировать отпечатки пальцев Харли, как он срывается с места и исчезает в направлении шлюза, даже не пытаясь скрыть нетерпение. Эми все еще смеется над ним, когда я прижимаю ее большой палец к панели сканера на пленке. Только когда она перестает смеяться, я понимаю, что держу ее палец уже как минимум с минуту.
— Извини, — бормочу я, отдергивая руку.
Эми улыбается мне.
— Хошптисадпостреть? — спрашиваю я на одном дыхании. Глаза непроизвольно округляются. Что на меня нашло? С чего вдруг я это ляпнул?
— Что? — спрашивает Эми. Улыбаясь еще шире, она отступает на шаг и прислоняется к ребру металлического стола.
— Хочешь пойти посмотреть сад? — спрашиваю я, говоря теперь медленнее, чем колотится мое сердце. — Со мной?
Она покусывает губу, и, хотя не отворачивается от меня, взгляд ее становится далеким и нечетким. Пальцы впиваются в край стола так, будто она боится, что я собираюсь утащить ее из этого холодного, темного места насильно. Понять почему — несложно. Ей хочется побыть рядом с родителями. Зеленые глаза на мгновение обращаются вправо, туда, куда убежал Харли. И звезды она тоже хочет увидеть.
Сердце падает. Как я могу сравниться что с одним, что с другим?
Потом Эми снова смотрит на меня, и на лице ее появляется улыбка.
— Давай, — говорит она.
И эта ее улыбка для меня куда прекраснее, чем звезды.
31
Старший ведет меня в сад, раскинувшийся за зданием Больницы, тот самый, который я видела утром, на пробежке. Я не заметила, как он красив — тогда у меня перед глазами стояли одни только стены, окружавшие его. Но на самом деле он просто чудесный. В нем есть что-то дикое, словно все здесь выросло само по себе, при этом есть дорожки, клумбы и совсем нет сорняков — знак того, что к созданию этого чарующего маленького хаоса приложил руку умелый садовник.
— Что это?
— Статуя Старейшины времен Чумы.
— Значит, каждого нового командира на корабле все зовут просто Старейшиной? — Он кивает. — По-дурацки как-то. Они же все перепутаются. И сколько всего было Старейшин?
— Я… эээ… не знаю.
Гляжу статуе в лицо. Она не вырезана из камня. Наверное, отлита из бетона или чего-то похожего. Естественно. Откуда им тут взять камень? Они же не могут просто выкопать его из земли.
На голову мне падает капля воды. На одно отчаянное мгновение, посмотрев вверх, я ожидаю увидеть тучи. Дождь мне всегда нравился, но только не с металлического потолка; кажется, корабельная версия дождя меня не устроит. Еще одно напоминание о том, как насквозь фальшиво все на борту «Годспида». Ни туч, ни темного неба, расчерченного молниями. Когда на «Годспиде» идет дождь, вода просто
«Дождь» не проливной, всего несколько капелек, так что я продолжаю идти по дорожке к статуе.
— Не ожидала, что у вас тут бывает дождь.
Старший улыбается странной полуулыбкой, больше похожей на усмешку.
— Что?
— Ты забавно разговариваешь, — объясняет он. Какая ирония, мне-то как раз его слова кажутся забавным «ты-збан-раз-гварьш».
— Ха! Это у тебя акцент дурацкий!
— Ак-цЭнт ду-рАц-кЫй, — передразнивает он. Я показываю ему язык, но сама тоже смеюсь.
Несколько капель падают на лицо статуи и сбегают по щекам, словно слезы, оставляя за собой темные дорожки. Я морщусь. Лицо не такое четкое, как можно было ожидать. Такое ощущение, будто его побило непогодой.
— Когда была Чума?
— Не знаю, — отвечает Старший, отходя от статуи. — Надо будет уточнить. Почему ты удивилась, что у нас есть дождь?
— Понимаешь… — я произношу это очень четко и растягиваю, подчеркивая акцент, в наличии которого меня обвинил Старший. Он улыбается шире. — Просто… это ведь на самом деле не дождь. Зачем было делать похоже? Могли бы просто сами поливать цветы из пульверизаторов.
Старший пожимает плечами.
— Это было в изначальной конструкции корабля. — Он замолкает, а потом бормочет под нос: — Биолаборатория…
— Что?
— Я видел в Регистратеке старые чертежи корабля. Изначально уровень фермеров назывался «лабораторией биологических исследований». Мне тогда не пришло в голову, но… Погоду у нас планирует Старейшина. Получается имитация разных погодных условий, с которыми мы можем столкнуться на Центавра-Земле. Схема меняется примерно раз в пять лет. В прошлый раз… в прошлый раз дождь шел раз в месяц. Ученым пришлось помогать фермерам изобретать новые методы орошения. А… — Он так глубоко задумался, что почти забыл обо мне, о том, что я его слушаю. — Когда я был маленький, дождь шел часто. Я помогал копать дренажные канавы. Пастбища постоянно заливало. Еще Старейшина иногда заставляет нас менять всю почву — добавлять или убирать какие-нибудь минералы.
Он поднимает взгляд, но по-прежнему не видит меня.
— На самом деле уровень фермеров — это биолаборатория для исследования возможных условий на Центавра-Земле. В Регистратеке записывают все новые способы борьбы с обстоятельствами. Хотя нет… это не обстоятельства. Это работа Старейшины. Это входит в его обязанности…
— Значит, и в твои, правильно? — вмешиваюсь я. — Ты ведь будешь следующим Старейшиной. — Мне хочется спросить: «Почему он сам не рассказал тебе все это?» Но, наверное, это не самый уместный вопрос. К тому же Старший и так читает его у меня на лице. Он сворачивает на тропинку, ведущую к пруду, и мне ясно: он не знает ответа. Как и у меня, у него есть одни только вопросы.
Я следую по тропинке за ним. По сторонам сгущаются пышные, цветущие кусты гортензии.
Дождь усиливается. Он льет ровно и методично, но все-таки настолько похоже на настоящий дождь, что я откидываю голову, чтобы капли падали на закрытые веки, и позволяю себе притвориться.
— Эта ваша система Старейшин… не понимаю, как она работает.
— А что?
Мы останавливаемся возле пруда, напоминающего размером бассейн у меня в школе. Дальше по дорожке парень с девушкой, смеясь под дождем, плюхаются на скамейку.