Черная башня
Шрифт:
А когда вчера вечером, сидя на кровати, я при свете свечи вновь и вновь изучал эти строки, мне показалось, что каким-то образом я общаюсь с ним. Я жадно прочесывал дневниковые записи в поисках имени — нет, не короля, моего. И когда, наконец, нашел, это было едва ли не больше, чем я мог вынести.
…мальчик по имени Эктор.
Собственные слова моего отца.
«Ему столько же лет, сколько мне?»
«Нет, ему всего три. Хотя, —
Дневник выпадает у меня из рук. Прошел почти час, а я все сижу, сгорая при мысли, что когда-то — во времена, которые моя память не сохранила, — отец мной гордился.
Все это остается несказанным в стенах «Шестого номера». Впрочем, возможно, оно понятно без слов.
— Как вам это? — Видок барабанит пальцами по корешку дневника. — Меня интересует последняя неделя, и именно о ней здесь нет ни слова. И, судя по всему, единственные два человека, способные рассеять мрак, лежат в могилах. — Он бросает мне книжку. — Вот что, Эктор, изучите дневник от корки до корки. Исследуйте каждую строчку в поисках доказательств.
— Доказательств чего?
— Чего угодно. Заговора, плана. Выясните, с кем ваш отец разговаривал, с кем встречался. Изучите сам текст. Вдруг какие-то слова регулярно повторяются? Это может быть признаком кода.
— Кода…
— Да, черт побери! Если кто-то собирался тайно вывезти дофина из тюрьмы, я хочу об этом знать.
Я беру дневник. Принимаюсь натягивать перчатки, и в этот момент Видок произносит:
— Еще одно. Я хочу, чтобы вы показали своему новому другу Шарлю город. Он ведь турист? Поводите беднягу по интересным местам. Проследите, не ляпнет ли он что-нибудь.
— Думаете, Шарль вспомнит, кто он такой на самом деле?
Лицо Видока приближается настолько, что я чувствую запах селедки.
— Эктор, для всего мира ничего не изменится. Людовик Семнадцатый умер. Из чего следует, что наш Шарль — кто-то другой. Вопрос только, кто именно. Так что водите его по городу до тех пор, пока он себя не выдаст.
Я смотрю на него. Потом в пол.
— И тогда вы сможете арестовать его за мошенничество, — говорю я. — Так? И бросить в Ла Форс, к вашим драгоценным ворам и убийцам? Лучше уж ему сразу отправиться в Булонский лес.
Лицо Видока опять оказывается рядом.
— Это не мне решать, Эктор. И не вам.
Его голос становится резким.
— Разумеется, если у вас для такой работы кишка тонка…
— У меня кишка не тонка, — отвечаю я, глядя ему в лицо. — Просто так уж случилось, что у меня есть еще и сердце.
— Ну да, — усмехается он. — У меня такая штука тоже была. Валяется где-то в шкафу.
Глава 28
РАЗГАДКА ТАИНСТВЕННОГО ИСЧЕЗНОВЕНИЯ
Наш
— Ни на секунду не выпускайте Шарля из виду! Даже если для этого придется залезть к нему в ноздрю и сидеть там до следующего года!
Можете представить мои чувства, когда я вернулся домой и обнаружил, что Шарля нигде нет.
Я обшариваю дом от чердака до подвала. Заглядываю под кровати, открываю шкафы, роюсь в кладовках. Распахиваю окна. Я бьюсь в опустевшем доме, точно птица в дымоходе.
«Он пропал».
Нет, я ни за что не произнесу эти слова, не могу, и в какой-то момент паника отпускает меня, потому что моих ушей достигает некий звук. Прислушавшись, я понимаю, что его источник находится во внутреннем дворике.
Отчего я не додумался заглянуть туда? Единственное объяснение, которое приходит мне в голову, заключается в том, что я уже много месяцев там не бывал — мать держит эту часть дома для жильцов побогаче, — и дворик словно бы стерся с моей карты дома. Но Шарль именно там. В той самой позе, в которой я застал его при нашей первой встрече, — на четвереньках, копается в земле.
Рядом с ним возвышается мать. Вместо шляпы на ней синий чепец. В руке она держит зонтик от солнца с китайской ручкой слоновой кости — я понятия не имел, что мать владеет столь изящной вещицей, — а на ухе у нее покачивается сплетенное кем-то (Шарлем?) колечко из усиков жимолости. Она сбросила шлепанцы и теперь стоит босая, и ноги у нее белые, как облака.
И вот еще что: она улыбается. И не перестает улыбаться даже при виде меня.
— Привет, Эктор! Из лаборатории?
— Ну, да, — пораженный, отвечаю я.
— Как обидно, что ты пропустил самое интересное! Мы чудесно провели утро, не правда ли, месье Рапскеллер? Боже мой, Эктор, твой друг так разбирается в садоводстве! Ты помнишь, Эктор, что творилось с моими бедняжками лилиями?
— Ммм…
— С каждым годом их все сильнее сжигало солнце — а ведь они растут в тени! Месье Рапскеллер догадался, что свет на них попадал, отражаясь от окна кухни! Что до крокусов… как обычно, их сгрызли белки, но твой друг знает одно средство, его употребляют… Не могли бы вы повторить, месье, где его употребляют?
— На Мартинике.
— Совершенно верно, оно включает перец, чеснок и я не знаю, что еще. Пропитываешь луковицы перед тем, как сажаешь, и хвостатые бестии утрачивают к ним всякий интерес.
Шок от вида матери в таком преображенном состоянии сменяется общим опьянением. От солнца, от воздуха. От созерцания самого сада: цветущего шиповника с его дурманящим ароматом; розовых цветов вьюнка на покрытой плесенью кирпичной стене; тихо шелестящей листвы.
— И знаешь, что я еще узнала? — продолжает мать. — Азалии обожают кофе! Кто бы мог подумать! Знаете, месье, не могу не заметить, что когда вы получите свое виконтское наследство, то все это будет делать за вас целая свита садовников!