Черная Дорога
Шрифт:
Он безмолвно проклял Церковь Захарума и Свет, в любви и страхе к которым рос. Где бы они ни были, он знал, что сейчас они смеются над ним. А он лежит тут, такой молодой — ведь ему же вернули молодость! — низвергнутый неизвестным убийцей. Он проклял Свет за то, что тот обрек его на старость и покинул, когда мог просто убить в юности, ведь тогда ужас перед дряхлостью и слабоумием еще не вселился в него, проклял за то, что позволил ему стать слабым и допустил, чтобы страх вынудил его искать сделки с Кабраксисом. Свет бросил его в лапы демона,
Ты не предан, Баярд Чолик, - сказал ему холодный голос Кабраксиса. — Неужели ты думаешь, что я позволю тебе умереть?
Чолик верил, что демон позволит ему умереть. В конце концов, всегда найдется масса других жрецов и даже служек, способных заполнить пустоту, которую оставит после себя Чолик.
Ты не умрешь, - заверил Кабраксис. — Нам еще многое надо сделать вместе, тебе и мне. Очисти комнату, чтобы я мог войти. У меня недостаточно силы, чтобы создать иллюзию, замаскироваться и вылечить тебя одновременно.
Чолик со свистом втянул воздух. Страх метался в нем, извивающийся, грубый, как сухой язык ящерицы, Для следующего вдоха осталось еще меньше пространства, чем для предыдущего, — легкие заполняла кровь, но боли не было.
Поторопись. Если хочешь жить, Баярд Чолик, поторопись.
Кашляя и задыхаясь, Чолик заставил себя поднять тяжелые веки. Высокий потолок его личных покоев расплывался перед глазами. Края поля зрения уже поглотала чернота, неуклонно подбирающаяся все ближе, и он знал, что, если это будет продолжаться, тьма затянет его.
Сейчас же!
Над Чоликом хлопотали жрецы, меняя компрессы на ране. Арбалетную стрелу извлечь никто даже не пытался — древко и перья, покрытые запекшейся кровью, по-прежнему торчали из груди. На заднем плане маячили служки, наемники охраняли двери. Комнату украшали тончайшие шелка и изящная резная мебель. В центре каменного пола лежал вышитый ковер с рынков Кураста.
Чолик открыл рот, чтобы заговорить, но издал лишь хриплое карканье. С губ сорвались ярко-красные капли.
— Что такое, Мастер Молви-да? — наклонился к постели один из жрецов.
— Вон, — выдохнул Чолик. — Вон! Все! Немедля!
Усилие неимоверно истощило его.
— Но, господин, — возразил жрец, — ваша рана…
— Вон, я сказал.
Чолик попытался приподняться и поразился, что нашел в себе силы на это.
Я с тобой, - сказал Кабраксис, и Чолик почувствовал себя чуть крепче.
Жрецы и служки отпрянули, словно от вернувшегося к жизни мертвеца. На лицах охранников промелькнуло недоумение и, кажется, облегчение. Смерть нанимателя означала в некотором роде их вину и уж точно, отсутствие дальнейшего притока золота в их карманы.
— Идите, — прошипел Чолик. — Сейчас же.
Жрецы развернулись, приказав служкам и наемникам покинуть комнату. И все вышли, закрыв массивную двустворчатую дубовую дверь, отделявшую покои раненого от коридора.
Встав с постели, на которой лежал, колеблясь между жизнью и смертью, Чолик ухватился за маленький столик, на котором красовалась великолепная стеклянная ваза, рожденная в руках мастера. Внутри прозрачных стенок застыли цветы и бабочки, пойманные в ловушку смерти, защищенные какой-то магией, не позволившей им сгореть, пока расплавленному стеклу придавали форму и охлаждали.
Потайная дверь в глубине покоев открылась, повернувшись на петлях так, что часть стены отошла, открывая за собой широкий туннель. В церкви было много таких проходов, созданных для удобства перемещения демона внутри зданий. Несмотря на высокие потолки, рога демона все же едва не царапали их.
— Быстрее, — выдохнул Чолик.
Комната перед глазами расплылась еще сильнее, а потом вдруг завертелась вокруг него. Головокружение коснулось жреца лишь на миг, но он увидел, как летит к нему ковер, и понял, что падает, хотя и не почувствовал этого.
Прежде чем Чолик ударился об пол, Кабраксис поймал его своими громадными трехпалыми руками.
— Ты не умрешь, — сказал демон. Слова его больше напоминали команду. — Мы еще ничего не закончили, ты и я.
Хотя морда демона почти прижималась к его лицу, Чолик едва слышал Кабраксиса. Удары сердца становились реже — оно не могло больше бороться с хлынувшей в легкие кровью. Он пытался вдохнуть, но в груди места для воздуха не осталось. Паника билась в висках далекими барабанами, больше не трогая его.
— Нет, — настаивал Кабраксис, стиснув плечи Чолика.
Пожар охватил тело Чолика. Он начался у основания позвоночника, потом побежал к черепу и взорвался где-то позади глаз. Жрец на мгновение ослеп, но на этот раз вместо тьмы на него накатило белое сияние. Он почувствовал — почувствовал! — боль, когда стрелу вырвали из груди. Агония едва не выбросила его за грань сознания.
— Дыши, — сказал Кабраксис.
Чолик не мог. Он не мог вспомнить как, или просто не хватало силы. В любом случае воздух в легкие не поступал. Мир снаружи его тела потерял значение; все казалось ватным и далеким.
Затем возобновившаяся боль впилась в грудь, повторяя путь стрелы. Скрученный болью Чолик инстинктивно вдохнул. Воздух потек в легкие, теперь пустые, очищенные от крови, — и с каждым тяжелым вдохом немыслимые железные обручи боли ослабляли свою хватку.
Кабраксис подвел его к краю кровати. Только сейчас Чолик осознал, что его кровь испачкала простыни, пропитав их насквозь. Он жадно, захлебываясь, пил воздух, и вертящаяся комната замедляла свой бег. Потом жреца обуял гнев, и он поднял глаза на демона: