Черная эстафета

Васильев Владимир Николаевич

Проскучав без малого час, Бьярни дождался окончания атомарного анализа.

«Тесты не выявили в образце сколько-нибудь упорядоченной структуры, – прочел он. – Проверьте аппаратуру на сбои и проведите контрольную диагностику управляющей программы.»

С нехорошим предчувствием, Бьярни сменил чешуйку в анализаторе, проделал все рекомендованные действия, и снова прогнал тест.

Тщетно. Такое впечатление, что эта отслоившаяся гадость вообще не состояла из атомов. Но из чего тогда? Бьярни не слишком разбирался в физике и до сих пор был уверен, что из атомов

состоит вся материальная Вселенная до последней пылинки. Единственное, что он мог – это растеряться.

Проверить эту чертову чешуйку на кварковом уровне не было возможности – тут не походная экспресс-камера нужна, тут пришлось бы подключать аппаратуру серьезного исследовательского центра.

– Да что же ты за штучка, шкаф ты проклятый, – прошептал Бьярни. Он извлек из камеры образец, немного подумал, и спрятал все четыре чешуйки в коробочку из-под зубочисток, а коробочку – в нагрудный карман. – Неужели придется ждать до Земли?

Он подумал, что в полете разгадать секрет саркофага вряд ли получится.

Свет в первом грузовом все горел. До самого вечера.

А потом вдруг погас.

Бьярни к этому моменту пересидел в рубке две пульсации, в промежутке между которыми плотно закусил и с досады выпил целую бутылку весьма кстати подвернувшегося в запасах «Карандаша» «Траминера Офелии». Видеокамеру из отсека Бьярни забирать не стал, и иногда косился на отдельный экран, на изображение саркофага. Светлый куб этого экрана отбрасывал косой зайчик на клавиатуру.

Бьярни, хоть и умел работать вслепую, все же иногда глядел на клавиши – так ему было привычнее и удобнее.

В какой-то момент он вдруг сообразил, что привычного зайчика на клавиатуре нет. Вернее, зайчик стал тусклым-тусклым. Еле заметным. Выпучив от неожиданности глаза, Бьярни повернулся к экрану с саркофагом.

В первом грузовом царила полутьма – освещение теперь работало в аварийном режиме.

На негнущихся ногах Бьярни доковылял из рубки к сегментнику в грузовые отсеки. Едва он вошел в первый, послушно вспыхнул полный свет. Саркофаг как ни в чем не бывало стоял где и раньше.

Да и куда он мог деться? Закреплен ведь, принайтован намертво…

С минуту Бьярни торчал напротив него. Хотел подойти и потрогать, но почему-то не решился. Совершенно дурацкое было ощущение – знал ведь, что бояться нечего: тихий и спокойный ящик, не более, а вот поди ты, замирало в груди и холодок продирал по коже. Несильно так, но заметно. Вполне заметно.

– Дьявольщина, – прошептал Бьярни и бочком, бочком пошел прочь из отсека. Почему-то очень не хотелось поворачиваться к саркофагу спиной.

Едва он переступил маркировочную черту, свет переключился в аварийный режим.

Люк Бьярни на всякий случай задраил и заблокировал из кабины. И каюту запер. А потом – долго не мог уснуть.

В эту ночь он спал отвратительно и не выспался совершенно. Все время ему грезилось, что из саркофага вылезает какой-то чешуйчатый монстр и скребется в перепонку. Звук был такой противный, что Бьярни содрогался только от него, и все казалось, что перепонка не выдержит и лопнет под неистовым напором монстра, что когти процарапают металлокерамику и Бьярни окажется в ловушке. Раза три он просыпался весь в поту и, затаив дыхание вслушивался в ночную

тишину. Корабль на время капитанского сна угомонил всю автоматику, и на «Карандаше» было по-настоящему тихо.

Под утро ему приснилось, будто саркофаг отложил покрытое слизью яйцо – кишка-яйцеклад при этом судорожно сокращалась и набухала еще сильнее – но кто из яйца собирался вылупиться Бьярни не успел понять – снова проснулся. Чертыхаясь, зажег свет, полюбовался на свою измятую физиономию и побрел в душ. На полпути все же не выдержал и завернул в рубку – в первом грузовом снова горел полный свет. Саркофаг, разумеется, оставался на своем месте, равно как и нетронутые печати на верхней плоскости. И, разумеется, никакого яйца рядом с кишкой-яйцекладом не обнаружилось. Тихо ругаясь, Бьярни оживил наведение и икс-привод. Потом он долго стоял под обжигающими струями воды и думал, как трудно привыкнуть к одиночеству. Всю жизнь он летал с кем-то – сначала с семьей, потом, после смерти отца – с дядей Олафом, а когда дядя Олаф стал слишком стар для полетов и осел на Земле – с братом Магнусом. Ни разу Бьярни не совершал одиночных полетов, и даже не подозревал, что это такое изматывающее каждый нерв занятие.

Поскорее бы завершить этот дурацкий полет, получить свои денежки, и забыть об этом чертовом ящике навсегда!

Теперь Бьярни стало плевать – что там внутри. Лишь бы это «что-то» там внутри и оставалось. И еще – Бьярни с некоторым замешательством думал о следующей ночи. И всерьез прикидывал – а не перепрограммировать ли корабельный суточный цикл на двадцатичетырехчасовую активность? Когда вокруг никого, даже активность безмозглых бортовых систем успокаивает. Создает иллюзию защищенности. Казалось бы мелочь, но в полной тишине и в полутьме ночного цикла в голову начинает лезть всякая чертовщина, а корабельным днем – нет.

В общем, суточный цикл Бьярни все же не тронул. Наверное, пытался доказать себе, что всяческие страхи ему нипочем. Но бласт из чехла вынул и приладил к поясу. Понимал, что это глупо, но с бластом Бьярни почувствовал себя много увереннее. Особенно, когда несколько раз выхватил его перед зеркалом и нацелил на свое отражение.

Из зеркала на Бьярни глядел крепкий высокий парень с параллельнопотоковым «Смит-Вессоном» в мускулистых ручищах. Разве что, слегка бледноватый с лица.

– Хрен тебе, – тихо процедил Бьярни, пристально вглядываясь в глаза этого парня. – Пусть другие боятся. Это просто реакция на одиночество. И на чужую яхту, двадцать три года проболтавшуюся в пустоте с открытыми шлюзами. Не станешь же ты верить в вакуумную космическую нечисть, поселившуюся на «Карандаше» и треплющую тебе нервы?

Мысль о вакуумной нечисти Бьярни даже слегка развлекла и позабавила. А что? Не может же быть, чтобы нечисть водилась только на планетах? Явно должна шастать и по космосу. А тут словно по заказу – яхта с открытыми шлюзами, и ни души на борту… Будь Бьярни подобной нечистью – обязательно завелся бы на таком корабле, не упустил бы редчайший случай. Поди дождись второго такого!

Даже отражение в зеркале подбодрило Бьярни. Но все же он подумал, что лучше бы они перетащили саркофаг на «Ландграфа» и полетели вдвоем с Магнусом. Чихал бы сейчас Бьярни на всю и всяческую чертовщину…