Черная камея

Райс Энн

«Да, правда. Никто не знает почему, но у меня все время происходит овуляция, я постоянно залетаю и теряю зародышей, и каждый раз это лишает меня последних сил. Из костей уходит кальций. Единственный способ решить проблему – удалить матку, но в таком случае у меня никогда не будет детей, и врачи пока надеются, что смогут справиться, не идя на эти крайние меры».

Я испугался за нее. Пришел в ужас, что невольно причинил ей боль своими расспросами.

«Если речь идет о твоей жизни, Мона, согласись на операцию, – сказал я, – нельзя же рисковать

собственной жизнью».

«Знаю, Квинн, я все время об этом думаю, – сказала она. – И другие тоже. Наступит момент, и они скажут, что пора это сделать. Возможно, это случится очень скоро. Подумай об этом, Квинн, нужна ли хозяину Блэквуд-Мэнор новобрачная, у которой никогда не будет детей?»

«Я люблю тебя, Мона. Мне не нужны дети. Вообще-то я знаю одного ребенка, которого мы могли бы взять».

«Только и всего? Так просто?» – рассмеялась она.

Я рассказал ей о Папашке, о Терри Сью и Томми. Рассказал о смышленом маленьком Томми, который сидел на бревне, листая книгу по искусству, а на его личике красовался здоровый синяк.

«Надо же! – изумилась Мона. – Совсем как в сказке про Золушку! Ты мог бы изменить всю его жизнь!»

«Я так и сделаю, во что бы то ни стало. Так что больше не думай обо мне, если решишься на операцию. Я ничуть не сомневаюсь, что Терри Сью пойдет на сделку, если речь зайдет об опекунстве над Томми. Я собираюсь помочь Терри Сью со всем ее выводком, это решено. Но вот об одном я должен тебя спросить, и попытайся разумно отнестись к этому».

«Ты говоришь совсем как хозяин дома, – заметила Мона. – Так и быть, постараюсь».

«Нет, я серьезно, Мона».

Она начала хохотать.

«Ладно, слушай, – сказал я, так как она все никак не могла остановиться. – Если дядя Джулиен может защитить тебя от таинственного незнакомца, если он способен проявлять такое благодушие, тогда как же получилось, что он до сих пор не сообщил тебе, что твой ребенок жив?»

Она не знала, что ответить. Мой вопрос очень ее огорчил, я это видел. Или, вернее, сама эта идея ее огорчила. Она печально притихла.

Я присел на кровать рядом с ней и поцеловал ее, но все равно не сумел приободрить.

«А Роуан и Майкл знают, где сейчас твой ребенок?» – спросил я.

«Думаю, что нет, – ответила она. – Иногда мне кажется, что они могли бы все узнать – Мэйфейровский медицинский центр имеет связи со всем миром – но нет, у них ничего не выходит... Мне нестерпима эта мысль. Мне нестерпимо, что они держат меня в неведении. Давай лучше поговорим о другом, Квинн. Роуан часто ведет себя как холодный расчетливый ученый, но у нее не душа, а чистое золото. Давай просто поговорим о нас с тобой».

Я обнял Мону. Чистое золото. И сразу кое-что вспомнил. Чистое золото. Я вспомнил об утверждении таинственного незнакомца, что мавзолей сделан из чистого золота.

«Ты никак не можешь убежать со мной в Европу, – сказал я. – Тебе ведь нужно лечиться у доктора Роуан?»

Мона со вздохом кивнула.

«Я размечталась, когда согласилась с тобой бежать.

Меня лечат гормонами и дают всевозможные добавки – сама не знаю какие. Я всю неделю мотаюсь в больницу – туда и обратно. Там провожу два-три часа. Но мне кажется, толку от этого мало. Мне действительно хотелось улететь. Я плохо поступила, что позволила тебе мечтать со мной, позволила поверить хотя бы ненадолго, что все возможно».

«Мне все равно, – сказал я. – Я вовсе не обязан никуда ехать. Я решил остаться. Нечего мне уезжать, раз мы можем видеть друг друга. Я думаю, нам теперь доверяют. Мне кажется, они знают, что я ни за что не причиню тебе вред, и ты тоже это знаешь».

В дверь постучали.

Время ужина. Меня любезно пригласили присоединиться к трапезе внизу. Они даже слышать не захотели, когда я попробовал отказаться, так что я быстро переговорил по телефону с Жасмин и спустился в столовую, где увидел Мону, переодевшуюся к ужину: на ней была другая белая блузка, не менее великолепная, с пышными рукавами, и юбка-шортики с ярким тропическим рисунком, и выглядела она гораздо сексуальнее в этом наряде, чем просто в трусиках, когда мы с ней встретились на лестнице. Майкл и Роуан были одеты несколько официально.

В полосатом костюме-тройке Майкл выглядел как настоящий джентльмен, а на Роуан было прелестное, очень простое синее платье с тройной ниткой жемчуга.

Я не сразу разглядел, что Мона приколола на блузку камею тетушки Куин, – и это смотрелось очень красиво.

К моему немалому удивлению, на ужин явился Стирлинг Оливер из Таламаски. В этот теплый весенний день он был одет по погоде: в белый костюм-тройку и галстук лимонного цвета. Почему-то мне запомнился этот галстук. Не знаю, по какой причине. Я всегда запоминаю мужские галстуки. Коротко стриженные седые волосы он зачесал назад, открыв виски, и производил впечатление обладающего отличным здоровьем человека на седьмом десятке.

Все они выглядели импозантно, держались оживленно, и дом никоим образом не давил на своих обитателей, не лишал их непринужденного очарования.

Я обрадовался, снова увидев Стирлинга, но во мне почему-то жила уверенность, что тетушка Куин встревожилась бы, узнав об этой встрече. А так в данной ситуации у меня не было особенного выбора, я не испытывал особых угрызений совести.

«А я видел перед домом вашего приятеля, Гоблина, – тихонько сообщил Стирлинг, пожимая мне руку. – Он дал понять, что вы пожелали остаться один».

«Вы серьезно? – изумился я. – Вы действительно видели его, разговаривали с ним?»

«Да, он стоял у ворот. Он был очень хорошо виден, но вы должны понимать, что у меня, в отличие от обыкновенных смертных, довольно сильно развито восприятие подобных вещей. Мир мне кажется перенаселенным местом».

«Он был зол? Обижен?» – поинтересовался я.

«Ни то ни другое, – ответил Стирлинг. – Я бы сказал, он обрадовался, что я его увидел».

Тут в наш разговор вмешалась Мона, взяв нас обоих под руки: