Черная камея
Шрифт:
«Спокойно ночи, дорогая, – сказал я. – А где твоя ночная компаньонка, Жасмин?»
«О, она весьма несговорчивое создание. Заявила, что устала после поездки на остров. В голове у нее сумбур. Совсем скоро она станет нашим единственным спасением, и это ей прекрасно известно. Думаю, она просто боится трудностей».
«Что ты имеешь в виду?»
«А кто, по-твоему, будет здесь всем заправлять, когда мы с тобой уедем? – спросила тетушка, пожав плечами. – Это по силам только Жасмин».
До сих пор я об этом не подумал, но сейчас
«Отлично, просто отлично! – сказал я. – Мне нужно с ней поговорить».
«Нет, позволь мне все ей объяснить, – возразила тетушка. – Она скоро придет. Сейчас она в спальне Папашки. Я попросила ее заняться его ценностями, так она вознамерилась провести там всю ночь. Ступай и скажи этой девочке, чтобы она прервала свою инвентаризацию, нужно ведь и отдохнуть. Я не засну сегодня, если ее не будет рядом».
У меня что-то щелкнуло в голове. И в теле тоже. Жасмин одна в спальне Папашки.
Я поднялся по лестнице как мужчина, спешащий к своей невесте. По дороге заглянул к Большой Рамоне, убедился, что она крепко спит, и пошел дальше.
Дверь в Папашкину комнату была открыта. Кровать с крепкими столбиками ты видел – она одна из самых старых в доме. Жасмин сидела на кровати, в бархатных подушках, с бокалом красного вина в руке. Бутылка стояла рядом на столике.
Одета она была очень соблазнительно – в коротенькую кожаную юбку и плотно облегающий леопардовый топ, который очень шел к ее темной коже и стриженым желтым волосам. Одну ногу она согнула в колене, вторую вытянула. Туфли на шпильках. Краешек белых трусиков. Более откровенного приглашения не могло и быть. И я единственный гость.
Я закрыл дверь, щелкнул замком.
Жасмин вздохнула и отставила бокал под лампу на столик. Я сел рядом и обнял ее. Коснувшись губами ее губ, я ощутил, как в ней сразу вспыхнул огонь. Она прильнула ко мне грудью, и я сжал ее с таким отчаянием, что, наверное, сделал ей больно. «Господи, вот где настоящий рай». Моя рука скользнула вверх по ее ноге и дотронулась до шелковых трусиков, ощутив под ними жар.
«Сорви их, – прошептала она мне на ухо. – Это дешевка. Сейчас они ни к чему». – Она плакала. Я это слышал.
Я вновь поцеловал ее в губы, и ее язык проник мне в рот. О боже. Я целовал ее как безумный, рывком сорвал с нее трусики и, бережно взяв в ладонь обутую ножку, поцеловал в подъем.
Она, задыхаясь, плакала. Я жадно глотал ее слезы.
«Господи, что я делаю? – прошептала она. – Я знаю, что это неправильно. Ты ведь мой мальчик, Тарквиний, но мне это очень нужно!»
«Мне тоже, – сказал я. – Ты даже не представляешь как!»
18
Стояла глубокая ночь. Примерно час или два пополуночи. Весь Блэквуд-Мэнор спал. И я в том числе.
Она была очень рада, что я распорядился забрать мебель с чердака и восстановить и что Папашка самолично покрасил ее белой краской. Мебель теперь смотрелась чудесно.
«Ты для меня целый мир, Тарквиний», – сказала она.
Но она хотела сказать мне что-то еще. Она пыталась говорить о другом, о том, что я должен сделать, чтобы восстановилась справедливость, а я почему-то с ней спорил.
Сон был очень неясный и легкий. Я проснулся и уставился перед собой. Видение сразу рассеялось. Но стоило перевернуться на другой бок, как я вновь заговорил с Ревеккой.
Неожиданно меня выдернули из кровати и поволокли по полу!
Я мгновенно очнулся от сна.
Сильные руки втолкнули меня в ванную, потом приподняли над полом и, стукнув головой о стену, пригвоздили к ней. Узкая полоска света, проникавшая из-под двери, позволила разглядеть высокого человека, который меня держал.
Тщательно зачесанные назад волосы над высокими закругленными висками открывали лицо с большими темными глазами. Его взгляд был прикован ко мне.
«Вот, значит, как, чертенок ты эдакий! Побросал мои книги в костер? – прошептал он, жарко дыша мне прямо в лицо. – Ты сжег мои книги! Решил со мной поиграть?»
Я постепенно начал приходить в себя и вдруг понял, что охвачен вовсе не ужасом, а яростью – той самой яростью, с которой жег книги, тем самым сильно его разозлив.
«Убери руки, и вон из моего дома! – прошептал я. – Стоит мне поднять тревогу, как сюда сбегутся человек десять с ружьями. Уж они-то будут знать, как с тобой поступить. Как ты посмел войти в мою комнату? Как ты посмел вновь залезть в чужой дом?»
Я боролся как мог, пытаясь вырваться. Толкал его в грудь изо всех сил. Он оставался недвижен, как скала. Его глаза пылали злобой. А еще я разглядел черный сюртук и белую рубашку с манжетами и открытым воротом. Незнакомец медленно опустил меня на пол.
«Эх ты, дурачок», – сказал он, крепко держа меня за плечи и улыбаясь. Я впервые разглядел его губы – красивой формы, но несколько полноватые.
Я снова разбуянился в его цепких руках – саданул коленом, начал брыкаться, пиная в лодыжки. Все безрезультатно!
«Не смей больше приближаться к острову! – прошипел он. – Никогда не прикасайся к тому, что мое, – слышишь?»
«Ты лжец и преступник, – сказал я. – Если есть претензии, предъяви их в суд!»
«Ты что не понял, я ведь могу тебя убить! – в ответ вспылил он. – И не буду при этом терзаться сомнениями. Чего ты ерепенишься? Почему так глупо себя ведешь? Что тебе там понадобилось?»