Черная корона
Шрифт:
Поначалу он этому даже радовался, помня по романам, фильмам и рассказам знакомых чудовищные истории о расправах над новичками. А потом затосковал. Уж лучше бы ему морду здесь набили и заставили спать сидя, чем это изнурительное, изматывающее нервы одиночество. О нем будто бы забыли напрочь.
Возвращая пустую посуду, Удальцов снова не выдержал и заорал в лицо хмурому охраннику:
— Позовите следователя! Позовите, я хочу дать признательные показания, черт побери!
Этого, видимо, от него и ждали. Охранник на мгновение оживился, кивнул и буркнул:
— Хорошо, доложим.
— А если я завтра передумаю, что тогда?! Вас тогда уволят с работы, уважаемый!
— Я те уволю! — Тот опешил от выпада заключенного и тут же сунул в проделанное в двери окно резиновую дубинку, больно задев ею Удальцова по подбородку. — Вот эту хреновину видел? Видел? Молодец! Как пройдусь по спине, тогда посмотрим.
Окно захлопнулось, и минут через сорок под потолком принялась сигнально моргать тусклая лампочка под металлическим решетчатым кожухом. Все, значит, скоро отключат свет. И по камере поползут отвратительные шорохи, издаваемые омерзительными тварями. Не то чтобы Удальцов их боялся, но представлять себе всякий раз, что по нему бегают мыши, когда он спит, было отвратительно.
Ночь прошла так же кошмарно, как и все предыдущие в заточении. Он метался на жесткой лежанке, ворочался, несколько раз неосторожно бился головой о замызганную стену, просыпался и прислушивался. Что-то шуршало по углам, попискивало, а в остальном все вокруг было наполнено гулкой пугающей тишиной. Тюремной тишиной, лишь изредка нарушаемой диким лязгом открываемых металлических дверей и решеток.
Утро началось как обычно. Охранник, проходящий по коридору, с силой барабанил дубинкой по дверям всех камер, и от этого звука Удальцову ежедневно хотелось удавиться. Он утренний звон домашнего будильника переносил с трудом, а такое…
— Удальцов, на выход! — тявкнул кто-то за дверью, та тут же распахнулась, и ему скомандовали: — К стене! Руки за спину!
В первые дни ему это казалось таким унизительным, что он пару раз пытался роптать. Получил в подреберье ощутимый удар дубинкой, провалялся на нарах, скорчившись, и смирился. За спину так за спину. Может и кверху поднять, если все вокруг считают, что он опасный преступник.
Его вели к Калинкину.
Интересно, чем это было вызвано, размышлял Удальцов. Его вчерашними попытками привлечь к себе внимание тюремных властей или в ходе следствия всплыли новые обстоятельства, позволяющие подозревать его еще в трех десятках жестоких убийств, к примеру?
А чего? Почему нет? Он все взвалит и отсидит пожизненный срок, раз так кому-то нравится. Калинкину этому, допустим, черти бы его побрали, в самом деле!
Удальцова привели в кабинет, не в комнату для допросов, что его немного окрылило. И даже скучная физиономия симпатичного следователя не стала казаться ему такой удручающе протокольной.
— Присаживайтесь, Евгений Викторович, прошу вас. — Калинкин указал ему на стул в центре кабинета.
Вот что за манера у людей, а! Удальцов не хотел, да головой покачал. Почему для допросов стул подозреваемого непременно выдвигают в центр? Чтобы он чувствовал своей спиной и затылком сверлящие взгляды тех, что сидят сзади? Или для того, чтобы он чувствовал себя как на цирковой
За спиной у него теперь оказался здоровяк с массивным затылком и такими громадными кулаками, что Удальцову моментально сделалось не по себе, когда он опустился на стул. В углу чуть левее притихла симпатичная девушка с губами, как у Джоли. А напротив, соответственно, Калинкин.
Отдохнувший, судя по всему, после выходных. Рожа вон как загорела, наверняка по пляжам таскался с какой-нибудь красоткой. Может, даже с этой вот губастой. Неспроста же она не сводит с него обожающих горящих глаз.
— Слушаем вас, гражданин Удальцов, — промямлил бесцветным голосом Калинкин, вооружаясь авторучкой и бланком протокола допроса.
— А что слушать? Я, кажется, уже все сказал. — Евгений пожал плечами.
— Да?! — удивление Калинкина было притворным. Ничего другого он и не ожидал от Удальцова услышать, а кривляний-то, кривляний… — А я слыхал, будто вы для признательных показаний созрели. Доложили, что вы буквально рветесь на допрос. Было дело?
— Было, и что такого? Вы либо отпускайте меня, либо предъявляйте обвинение, я так больше не могу! — вспомнил Евгений, покопавшись в памяти юридическую подоплеку всех на свете задержаний. — С адвокатом встречи до сих пор не было. Обвинения не предъявляют. Это произвол!
— Согласен. — Калинкин быстро переглянулся с девушкой и вздохнул, с укоризной мотнув симпатичной головой, ни дать ни взять Мери Поппинс, только бы в угол не поставил. — Так что насчет признательных показаний, гражданин Удальцов? Что нового вы хотели сообщить следствию?
— Ничего нового! Я невиновен! Полностью отрицаю свою причастность и требую адвоката! Если вы не удовлетворите мою просьбу, у вас могут быть неприятности, в курсе, гражданин следователь?
Удальцов поймал на себе взгляд девушки. То ли брезгливый, то ли упрекающий, черт его знает. И он тут же почувствовал себя скотиной.
Щетина на сантиметр. Одежда помята. Воротник светлой рубашки того и гляди переломится от грязи. И потом от него разит, и ртом нечищеным. Наверняка со стороны отвратное зрелище. Чего бы ей на него так не смотреть! А вот упрекать его как бы и не в чем. Он тут по их милости парится который день, а у них выходные. Работнички тоже еще! Отсюда и разгул преступности в стране. Отсюда и страх у мирных жителей!
— Адвокат вам сейчас не потребуется, я думаю, — промямлил слегка сконфуженный Калинкин, схватил резким движением из стопки бумаг какой-то бланк и начал его шустро заполнять. — Мы выпускаем вас под подписку о невыезде. Подозрение с вас пока никто не снимает, но сами понимаете…
Да ни черта он уже не понимал! Обрадовался, как дитя малое, хоть в пляс пускайся, а вот понимать что-либо отказывался напрочь.
Его отпускают?! Точно отпускают?! Это не шутка, не блеф, результатом которого должны были стать его благодарственные признательные показания?! Он точно не вернется в вонючую одиночку, насквозь прогаженную грызунами и бывшими заключенными? И теперь… Вот почти уже сейчас он выйдет на улицу и…
Что он сразу станет делать, Удальцов даже представить не мог.