Черная кошка в темной комнате
Шрифт:
— А труп — это, по-вашему, что?
— Звони в «скорую», — услышал Алексей. — Дело ясное. Похоже, у него навязчивая идея.
— Да, похоже на то. Все время ищет труп жены.
— И даже видит.
— О чем это вы? — озадаченно спросил Мамонов. — Я же вам сказал: работайте! А заявление я сейчас напишу.
В этот момент раздался звонок в дверь.
— Ну вот и «труп»! — Напарник широко улыбнулся.
Мамонов моментально вспотел.
— Открыть? — спросил Алексей, видя, что тот не двигается с места. — Она что, не видит — входная дверь
Он сам отправился в прихожую, ожидая увидеть на пороге ослепительную мадам Мамонову. Но за дверью стоял почтальон. То есть почтальонша — женщина с сумкой через плечо. Сей факт Алексея удивил. Какой атавизм: телеграмма!
— Вы Мамонов? — строго спросила почтальонша и, не дожидаясь ответа, сунула ему бумажку: -Распишитесь.
Он расписался, и женщина тут же исчезла. Леонидов озадаченно смотрел в текст. «Вылет пох Тлюстенхабль». Не переставая удивляться, вернулся в комнату и протянул телеграмму Мамонову.
— Что это такое, Сила Игнатьевич? Что за «грузите апельсины бочками»?
Тот заглянул в бумажку и побледнел:
— Это летит моя смерть!…
И рука Мамонова машинально потянулась к бутылке коньяку.
— Э нет! — Алексей проворно перехватил ее.
— Мне надо выпить, — прохрипел Сила Игнатьевич. — Проклятые немцы! Скряги! Вот ты мне можешь сказать, Леонидов, исходя из этого текста: сколько летит Тлюстенхаблей?
Алексей вздрогнул: бредит? А Мамонов продолжал нести чушь:
— Сколько их летит на меня? Один Тлюстенхабль — это уже проблема. И какая! Два Тлюстенхабля — катастрофа. А три — война. Что же касается четырех Тлюстенхаблей — этого еще никому не удавалось пережить! Вот я и говорю: летит моя смерть!
«Великую Отечественную, что ли, вспомнил?
– предположил Алексей. — Немцы, Тлюстенхабль-дирижабль. Спецтехника, о которой я не знаю? Но при чем здесь война? Во допился!»
— Скряги! — не унимался Мамонов. — За слова же платят, не за буквы! «Вылет пох». Вот дура! Неужели они все свалятся сюда? Фрау, фройляйн и херр?
— Звоню, — вздохнул Леонидов.
— Куда? — Мамонов всполошился.
— Вам надо в больницу, Сила Игнатьевич.
— Погоди. У меня есть врач. Что-то мне и в самом деле того… Нехорошо. Я сейчас его вызову.
— Кого?
— Профессора. От Тлюстенхаблей это, конечно, не спасет. Тут медицина бессильна, я узнавал.
Получив странную телеграмму, Сила Игнатьевич забыл обо всем. Алексей отозвал напарника в сторонку.
— Ты иди, а я с ним посижу. До прихода врача.
— Какого врача? Ему в психушку надо!
— Он, похоже, не буйный. В психушку всегда успеет. Пусть это жена решает.
— А где ж ее черти носят? Жену?
— Я-то откуда знаю? Объявится.
— Прямо цирк! Уже второй раз! Мы же не можем бросаться каждый раз на зов параноика! У нас работы завались. А этот, — кивок в сторону Мамонова, — пусть лечится.
Но Леонидову отчего-то было жалко Силу Игнатьевича. Ну заработался человек. Снимал стресс посредством алкоголя и
— На метро доберешься? — спросил он у напарника. — А я подъеду через часок.
— А вдруг и в самом деле что-то серьезное? В столице живем, не где-нибудь. Разборок хватает.
— Тогда звони мне на трубу. И я пулей — на место происшествия.
— Охота вам с ним возиться! — Напарник глубокомысленно смотрел в потолок.
— Что делать? Больной человек.
— А может, дело в его деньгах? — Мальчишка осклабился, переведя взгляд на начальство.
Алексей разозлился: вот она, молодая поросль! Ну нет с ними контакта! Себя берегут, время драгоценное экономят. Всех и вся подозревают в корысти. Работать с ними тяжело. Надо уходить. Но куда?
— И это тоже, — подтвердил он. — Разве не видишь: заработать хочу?
— А делиться?
— Поделюсь, — пообещал Алексей. — Если прикроешь меня.
— Есть!
Напарник наконец ушел, и Алексей остался наедине с Силой Игнатьевичем. Тот успел сделать телефонный звонок и теперь полулежал на диване, держась за левую сторону груди, где неровными толчками билось сердце.
— Когда вы в последний раз разговаривали с женой? — спросил Леонидов, присаживаясь рядышком.
— Когда? — Сила Игнатьевич наморщил лоб.
– Утром. Она спросила, когда я собираюсь вернуться домой и в каком состоянии.
— То есть накануне вы хорошо погуляли?
— Это все глисты! — Мамонов махнул рукой.
– Довели меня.
«Опять бредит». — Алексей с жалостью посмотрел на него.
— Я-то знаю, что их нет, — продолжал меж тем Мамонов. — Ну откуда? А они говорят: есть!
— Они… это кто?
— Дураки. То есть дуры… Дайте мне выпить, -попросил Мамонов.
— Не стоит, Сила Игнатьевич, — ласково, как тяжелобольному, сказал ему Алексей. — Сейчас придет врач, вам дадут успокоительного.
— Ты человек, — вздохнул Мамонов. — Но ты меня не понимаешь. Потому что в твоей жизни нет Тлюстенхаблей. — «Опять!» — А то бы и ты запил. Ведь это страшнее ядерной войны! И вот они летят! Кошмар! — Потом Сила Игнатьевич с тоской попросил: — Слушай, найди мне ее труп, а? Ну сил моих больше нет! Она сказала, что Василиса разведена. Раздела, мол, бывшего мужа до нитки. Я как это услышал — так испугался!… Советчиков у дуры хватает. И все они смерти моей хотят. Проклятые Тлюстенхабли!
Алексей понял, что это про жену. Мадам Мамонова решила наконец развестись? Своевременно. А Мамонов на почве алкоголизма, похоже, помешался. Или дурака валяет? Он с сомнением посмотрел на Силу Игнатьевича. Тот понял взгляд по-своему и горячо заговорил:
— Я уверен, он есть! Труп! Лежала она в спальне! С ножом в груди! А куда делась, ума не приложу! Мы еще в ванной не посмотрели. И в туалете. На кухне тоже можно.
«С сумасшедшими не надо спорить», — подумал Алексей и поднялся.
— Ну хорошо. Если вы так настаиваете…