Черная Леди
Шрифт:
— Что вы совершите? — она была явно потрясена.
— Я лишу себя жизни, чтобы стереть бесчестие, которое навлек на Дом Крстхъонн.
— Только из-за того, что вас уволили? — она никак не могла поверить.
— Да.
— Но это безумие!
— Для человека — может быть, — спокойно ответил я. — А бъйорнн должен поступить именно так.
Она энергично затрясла головой.
— Я не разрешаю вам убить себя, Леонардо.
— Вы не можете этого решать, Достойная Леди.
— Давайте обсудим все разумно и спокойно, —
— Я не хочу вас обидеть, Достойная Леди, но я бы предпочел, чтобы вы как можно скорее приняли мою отставку, потому что я должен написать своей Матери Узора и привести в порядок кое-какие дела, прежде чем совершу ритуал.
С минуту она молча смотрела на меня. Затем в ее лице скользнул проблеск понимания. Она прочистила горло и заговорила снова.
— Вы могли лишить себя жизни вчера вечером, — произнесла она, тщательно прислушиваясь к собственным словам, словно каждая мысль вела ее к следующей. — Вы могли сделать это сегодня утром. И все же вы сначала пришли ко мне в офис и настаиваете, чтобы я приняла вашу отставку.
Тут она внимательно вгляделась мне в глаза.
— А что, если я не приму вашу отставку, Леонардо?
— Мне даже не приходило в голову, что вы сможете отнестись к моей просьбе без должного уважения, Достойная Леди.
Она все еще пристально смотрела на меня.
— Ваш Дом подписал с Клейборном контракт на обмен специалистами, — сказала она наконец, и размеренно повторила:
— Ваш Дом, а не вы. Что, если я буду настаивать, чтобы вы отнеслись с должным уважением к этому обязательству?
Я вздохнул.
— Если вы не примете мою отставку, мне придется выполнить обязательства Дома по отношению к вам.
— И вы не убьете себя?
— Я не совершу ритуал, пока не выполню своих обязательств.
— Тогда вам отказано в отставке, — сказала она решительно.
— Вы очень умная женщина, — произнес я с горечью.
— А вы очень живой сотрудник галереи Клейборн, — ответила она, облегченно улыбнувшись. — Хотя бы на ближайшие десять месяцев.
— Девять месяцев и двадцать три дня, — поправил я ее.
— Это мы еще обсудим, когда будем в лучшем расположении духа, — она глубоко вздохнула, словно решила отложить эту тему. — А сейчас вы вернетесь к работе на Малькольма Аберкромби.
— Он никогда не возьмет меня назад.
— Уже взял, — победно усмехнулась она.
— Но почему?
Она показала маленькую голограммку картины и спросила:
— Это вам ничего не напоминает?
Я вгляделся. Это был портрет таинственной незнакомки Аберкромби.
— Натуру я узнаю, — ответил я. — Но я не видел этой картины прежде.
— Никто на Дальнем Лондоне ее не видел, — она сделала паузу. — Когда Аберкромби позвонил мне вчера и сообщил, что уволил вас, я, конечно же, потребовала объяснить причину. Когда я узнала, что Венциа обратился к вам с предложением, мне в голову пришло, что он не
Она указала на голограмму.
— Это то, что ему нужно?
— Ему нужна только информация, а не картины, Достойная Леди, — ответил я. — Он собирает сведения об этой женщине точно так же, как Аберкромби коллекционирует ее портреты.
— Интересно, почему?
— Я не знаю, Достойная Леди.
Она помолчала, словно задумавшись над этим, потом пожала плечами.
— Как бы там ни было, этот портрет продает Валентин Хит, коллекционер, с которым мы не раз имели дело. Он предпочитает продавать нам напрямую, избегая хлопот и неопределенности аукционов, — она снова помолчала. — Когда вы пришли, я как раз говорила Аберкромби, что мы нашли еще один портрет его незнакомки, и если он хочет его приобрести, то наше условие — снова взять вас на службу и письменно извиниться перед вами, Клейборном и Домом Крстхъонн.
— Он гордый человек, — сказал я. — Он, наверное, не согласился на ваши условия.
— Он еще и одержимый человек, — заметила она.
— Он согласился?
Она улыбнулась.
— Согласился. Вы снова у него на службе.
— Но я не хочу к нему возвращаться! — выпалил я, сам удивившись собственной смелости.
— Это наверняка лучше, чем самоубийство.
— Самоубийство почетно, — сказал я. — А в работе на человека, который меня презирает и считает лжецом, ничего почетного нет.
— Докажите ему, что он не прав.
— Но…
— Послушайте, Леонардо, — перебила она. — Гектор поддразнивает меня за то, что я вечно вступаюсь за наших братьев-инопланетян, и кое в чем он прав: я произношу речи и участвую в маршах, но ни разу не добилась ничего реального. А сейчас у меня появилась возможность действительно что-то сделать, и одновременно преподнести очень неприятному человеку очень неприятный урок.
Она улыбнулась.
— И это тем приятнее, что вы — сотрудник Клейборна.
— А нельзя ли, чтоб работать к Аберкромби пошел кто-нибудь другой?
— спросил я. — Дело ведь не только в том, что мы друг друга не любим? Я здесь, чтобы изучить вашу методологию и расширить свои представления о различных школах искусств, но совершенно не занимаюсь этим с тех пор, как начал на него работать.
Она покачала головой.
— Вас он уволил, и вас должен снова взять на работу. Кроме того, не могу же я ратовать за всеобщее равенство, и не подтвердить свои слова делом, когда наконец представилась возможность! — она сплела перед собой руки. — Ну не хмурьтесь так, Леонардо. Я даже заставила его перечислить крупную сумму в возмещение ущерба вашему Дому.