Черная луна Мессалины
Шрифт:
– Ты слишком щедр, мой Клавдий. – Мессалина остановила супруга поцелуем. – Домиции Лепиде это ни к чему. У матушки большой прекрасный дом, в котором ей привычно и удобно. Вот если бы у нее был муж… Я знаю, маме всегда нравился Аппий Силан…
– П-пропретор? Так он сейчас в И-испании, – наморщил лоб, припоминая, цезарь.
– Вот и вызови его оттуда, ведь ты же император! Пусть вернется в Рим и женится на маме.
Но Силан, хоть и выполнил приказание императора и матрону Лепиду в жены взял, быть игрушкой в руках Мессалины наотрез отказался. И это не сошло строптивому с рук, как не сходило никому
– Проснись, мой Клавдий! Мне только что был сон! Я видела, как ты умираешь от руки заговорщика!
– К-к-кто т-таков? – воскликнул мигом пробудившийся Клавдий.
– Это Аппий Силан, тот самый пропретор, который прибыл из провинции и недавно женился на моей бедной матери.
Чело владыки Рима омрачилось, и он, поднявшись, ударил в медный гонг, приказывая рабам подать парадные одежды. В этот день ожидался приезд наместника императора в Иудее, и требовалось оказать достойный прием. Но вместо рабов в спальные покои заглянул вольноотпущенник Нарцисс, лицо которого выражало крайнюю степень озабоченности.
– Мой император! – с порога начал он. – Я не мог ожидать приемного часа, настолько все серьезно!
– Ч-ч-что с-случилось? – пролепетал Клавдий, замирая от сковавшего его ужаса.
– Я видел сон, как Аппий Силан врывается к тебе вот в эти самые покои с кинжалом и тринадцать раз подряд острозаточенным клинком пронзает твою царственную грудь.
– Не-не-немедленно казнить С-с-силана! – в панике закричал Клавдий, поддаваясь на организованную Мессалиной провокацию.
Удовлетворенно улыбаясь оттого, что несговорчивому «отчиму» воздалось по заслугам, Мессалина победоносно посмотрела на Нарцисса, и у вольноотпущенника мороз пробежал по коже. Вне всяких сомнений, юная императрица, окончательно забравшая власть в свои руки, давала понять, что стоит ей только захотеть, и бритая голова императорского советника скатится с плахи к ее ногам.
Покончив с утренними заботами, Валерия рука об руку сошла вместе с Клавдием в просторный зал, где римский император принимал правителей других земель. Кинув взгляд на прибывших, императрица едва не лишилась чувств. Рядом с царем Иудеи Агриппой стоял ее Исаак! Сомнений быть не могло – та же рослая, статная фигура, те же черные кудри, маслянистые, с поволокой, глаза, чувственные губы и длинный шрам, проходивший через левую щеку. Беглый раб держался уверенно и дерзко, ибо состоял главой охраны иудейского царя. Он с вызовом смотрел на Мессалину, точно спрашивая, помнит ли она его.
– Это Исаак, мой раб! – не думая о приличиях, гневно зашептала Мессалина императору. – Ты должен покарать его! Он вор и преступник!
Но вдруг покладистый Клавдий первый раз в жизни проявил неповиновение. Сурово посмотрев на Мессалину, император строго ответствовал:
– П-по нашим з-законам он больше н-н-не раб.
– Мне дела нет до законов! – в бешенстве выкрикнула Валерия. – Для меня Исаак навсегда останется рабом! Беглым рабом, которого следует вздернуть! Немедленно прикажи доставить его ко мне!
Клавдий нахмурил густые брови и, повышая голос, заговорил:
– З-запомни, л-любимая! Я ч-ч-чту букву з-закона превыше всего, ибо д-древний девиз г-г-гласит – где в н-небо устремляется орел – символ империи, т-там господствует п-п-право и закон! И-имей
Стараясь унять охватившую ее дрожь, Мессалина покорно потупилась. Она была уверена – настанет ночь, и Клавдий станет куда сговорчивей.
Москва, 199… год
Сталинский дом, где жил генеральный директор крупной компании по закупкам медоборудования, возвышался над панельными пятиэтажками, как сияющий огнями лайнер над утлыми суденышками рыбаков. Запрокинув голову, я смотрела на темные окна восьмого этажа, когда кто-то тронул меня за плечо. Обернулась и увидела озабоченное лицо Николая Ароновича. Кивнув на подъезд, экстрасенс проговорил:
– Был я у Эдуарда. Вещи разбросаны, квартира перевернута вверх дном. Пока ждал, когда он уйдет, чтобы пошарить в его закромах, видел вместе с ним дамочку. Она пару раз мелькнула в окне, и сдается мне, Елена, что это наша американка. Я не удивлюсь, если они с Эдуардом в сговоре. Реликвии Лилит в конце концов должны оказаться в Штатах. Ведь главный символ Америки – статуя Свободы – это не что иное, как древняя богиня тьмы Геката, сотворенная руками французского масона Фредерика Огюста Бартольди. Как вам головной убор «Свободы»? Ничего не напоминает? А факел в вытянутой руке? Полюбопытствуйте на досуге, как выглядела статуя Гекаты, которой поклонялись колдуны-язычники. Да и Пушкин недалеко от них ушел! – безнадежно махнул рукой Цацкель, делая вид, что не замечает моего безразличия к его пламенной речи. – Весьма показательны строфы классика: «Месяц под косой блестит, а во лбу звезда горит». Как известно, Александр Сергеевич тоже был масоном, и можно себе представить, какую «царевну Лебедь» он воспевал. То, что у царевны были крылья, – это факт. Она ведь лебедь. А кто заглядывал ей под подол? Может, и лапы у нее были совиные?
Прикидываться дальше, что не слышу его бред, было выше моих сил. Я скрипнула зубами и выдохнула, испепеляя оратора сердитым взглядом:
– Опять вы за свое! Пушкина зачем-то приплели…
– Не любите Пушкина – давайте возьмем Гете, – легко перескочил на другую персоналию неугомонный толстяк. – Тоже, между прочим, масон и, следовательно, человек осведомленный. Надеюсь, против Иоганна Вольфганга вы ничего не имеете? Трудно поспорить с тем, что «Фауст» – гениальное произведение. В поэме немецкого классика зашифрованы многие мудрые вещи, и строки о Лилит только подтверждают мою догадку. «Весь туалет ее из кос. Остерегись ее волос!» – предупреждает Мефистофель доктора Фауста. – «Она не одного подростка сгубила этою прической!» А знаете, Елена, почему? Да потому что в прическе у Лилит был лунный гребень!
– Про это у Гете ничего не сказано, – поддалась я на провокацию, помимо воли вступив в бессмысленную дискуссию. Настроение мое с каждым мгновением ухудшалось, самодовольный вид Цацкеля и чушь, которую он изрекал, бесили до невозможности.
– Умеющий читать между строк да увидит неявное, – наставительно проговорил он.
– И не надоело вам нести чепуху?
– Слушали бы умного человека! – вскинулся бывший музейный работник. – Я намного старше вас и, следовательно, умнее. Лучше разбираюсь в жизненных коллизиях.
– Одно не вытекает из другого, – придала я голосу издевку, специально стараясь уязвить собеседника, в надежде, что он обидится и уйдет. – Как будто на свете мало старых дураков.
Но, вместо того чтобы навсегда исчезнуть из моей жизни, Цацкель стоял и настороженно рассматривал меня, как будто впервые видел. Свет внезапно открывшейся истины озарял его раскрасневшееся на холоде лицо. Понимая, что избавиться от экстрасенса столь примитивным способом не получится, я оставила свою затею и, решив использовать нашу встречу с максимальной для себя выгодой, снова обернулась к окну.