Черная Луна

Маркеев Олег Георгиевич

Подседерцев оттеснил Валентина, первым вбежал в комнату. Пробежал глазами первую страницу в папке. Дмитрий, державший палец между страницами как закладку, раскрыл на нужной, «подчеркнул» пальцем строку.

В списке пациентов, на которых ставил опыты Ладыгин, значился капитан Прохоров.

— Умница, вот это след! — Подседерцев потрепал Дмитрия по плечу.

— Что там? — попытался заглянуть через плечо Валентин.

Подседерцев успел пробежать глазами всю страницу, оказалось, в опытах применялся наркотик ЛСД. Под его воздействием Прохоров нес всякую околесицу, в основном — про ад и горы трупов. «Мог запросто растрепать все, что знал», сделал

вывод Подседерцев. Захлопнул папку, щелкнул пальцами:

— Димка, конверт!

Рожухин послушно протянул большой конверт из плотной желтой бумаги — опера разжились за счет потерпевшего.

— Понятые, попрошу к столу! — Подседерцев поманил пальцем туберкулезного вида мужичка в линялых спортивных штанах и десантной майке и женщину, громоздкую, как бульдозер. — Вот папка. Красный пластиковый переплет. Здесь прошиты сорок две страницы машинописного текста. — Он загнул угол, прошелестел веером страниц. Продемонстрировал номер последней. — Так как документ секретный, я не могу ознакомить вас с его содержанием. — Мужичок и женщина-бульдозер согласно закивали, судя по лицам, перспектива попасть в секретоносители им не улыбалась. — Поэтому я беру папочку, кладу в конверт, на ваших глазах заклеиваю. — Он проделал все с ловкостью фокусника, бросил конверт на стол. — И прошу поставить подписи на конверте. Дима, помоги гражданам.

— Что там было? — очнулся прокурорский, вспомнив про свои права и обязанности.

— Не забудь отразить в протоколе, — напомнил ему Подседерцев.

— Что там было? — сузил глаза Валентин.

— Козырный туз! — Подседерцев на радостях легко ткнул его пудовым кулаком в плечо.

Розыск

Протокол вскрытия (фрагмент)

Труп мужчины примерно тридцати лет, нормального телосложения. На теле многочисленные гематомы, в области верхней трети брюшной полости разрыв кожного покрова. Колото-резаных ран и огнестрельных ранений не обнаружено. Спиралевидный перелом правой лодыжки, перелом лучезапястного сустава правой руки. Открытые переломы пятого, шестого и седьмого ребер. Трещина правой височной кости, обширная гематома правой части лица, разрывы мягких тканей. На шее следы механической асфиксии, при вскрытии обильное кровотечение из мягких тканей, перелом третьего и четвертого шейных позвонков.

Глава тридцать первая. ТУЗ В РУКАВЕ

Телохранители

Подседерцев блаженствовал, вытянувшись в кресле. Легкая улыбка гуляла на его резко очерченных губах. На коленях лежала раскрытая папка, у ног стояла коробка, доверху забитая такими же цветными пластиковыми папками. Покойный Виктор Ладыгин страдал манией все записывать и раскладывать по полочкам. Прекрасная черта, говорящая о профессионализме исследователя. При жизни. А после смерти она существенно облегчает работу следователя.

Бывали случаи, когда под смердящими матрасами умерших в нищете старух находили спрессовавшиеся от времени пачки денег, случалось, годами тянувшееся следствие выходило на серийного убийцу — тихоню и подкаблучника, успевшего к тому времени умереть в кругу рыдающих родственников. Однако шок от таких посмертных открытий не шел ни в какое сравнение с теми бумагами, что лежали сейчас в коробке. Если Виктор Ладыгин желал навсегда остаться неизвестным, он своего добился, такие документы секретят по максимальной категории,

штампуя сверху гриф: «Хранить вечно».

Подседерцев потянулся, посмотрел на часы. Всего половина десятого. Домой заскочил переодеться и сразу же, вызвав машину с охраной, отправился на работу. Служебное рвение тут было ни при чем. «Литерный» объект СБП с эшелонированной охраной и надежными стенами — вот самое спокойное такой находки. В том, что кое— кому этот архив не даст долго спать, он ни на секунду не сомневался.

Он посмотрел на телефон. Гладкий изгиб трубки так и просился в руки.

Срочно т. Салину В. Н.

Сегодня ночью убит Виктор Ладыгин. В следственных действиях на месте преступления принимали участие оперативники СБП РФ. Из квартиры ими изъята печатные материалы, принадлежащие Ладыгину.

Владислав

Старые львы

— Хорошо. Как приедет, сразу же проводите ко мне. — Салин положил трубку, развернул кресло так, чтобы высунувшееся из-за дома напротив солнце не било в глаза. Зевнул, прикрыв рот ладонью.

— Не выспался? — спросил стоявший у окна Решетников.

— Поздно лег. Сообщение от Владислава пришло в восемь, а у меня в это время — самый сон. — Он Прищурился от яркого света. — Павел Степанович, будь любезен, закрой жалюзи.

Решетников подергал за веревочки, и кабинет заполнил ровный белый свет, погасли блики, игравшие на полированной столешнице, по углам залегли матово— бежевые тени. Салин удовлетворенно кивнул.

За годы работы он сменил не один десяток кабинетов и побывал в тысячах: от тесных прорабских вагончиков до министерских «аэродромов». И везде его поражал неистребимый казарменно-казенный дух. Нынешняя бюрократия старалась ухватить от жизни все и рабочие часы предпочитала проводить в ласкающей взгляд обстановке. Если в работе все старались походить на деловито-возбужденных американцев, то в обустройстве кабинетов предпочитали бюрократический ампир Французской Республики. И это было то немногое в происходящих метаморфозах, что Салин считал положительным.

Работать, действительно, приятнее и продуктивнее в элегантном интерьере, кто же спорит. Но маразм, поразивший молодую российскую демократию, и здесь давал себя знать. Бросишь мельком взгляд на картинку в телевизоре, залюбуешься: благородная синева драпировок на стенах, огромное кольцо стола жемчужно-белого цвета, в центре — целая клумба тропических цветов, по кругу кремово-белые кресла с золотой резьбой, в них сидят холеные мужики в дорогих костюмах, сзади вращающиеся креслица для челяди и интеллектуальной прислуги, но цвет тоже в тон, дабы не портить общего замысла дизайнера. Подумаешь: сильные мира сего, вершители судеб всего экономически недоразвитого человечества собрались кредиты распределять. А прислушаешься к бубнежу диктора и сплюнешь от досады. Опять наши, родные, ни от кого не зависящие выясняют, кто кому за газ и свет сколько должен и какой натурой платить намерен.

В дверь тихо постучали.

— Разрешите, Виктор Николаевич[19]? — На пороге замер широкоплечий мужчина лет сорока пяти с непроницаемым лицом хорошо вышколенного слуги.

— Да, Владислав. — Салин кивнул. Человек бесшумно прошел по толстому ковру к столу, протянул карточку.

— Примерный фоторобот. Особенно не старались, и так ясно, что это он. Голос у него был такой же невыразительный и бесстрастный, как и лицо.

Салин водрузил на нос очки, всмотрелся в лицо на карточке.