Черная маркиза
Шрифт:
— Patati-patata! — пропел в ответ Дидье и с хохотом отпрянул от пролетевшего мимо его носа веника, метко запущенного хозяином.
Недоумённо переглянувшись, Грир с Мораном поднялись из-за стола. Они понятия не имели, что на уме у Дидье, но послушно двинулись за ним. «Как детишки за Гамельнским крысоловом», — рассеянно подумал Моран, вспомнив вдруг сказки своей кормилицы Джен.
Одры действительно нашлись в конюшне у трактира, так же, как сёдла и одеяла, которые Дидье ловко к сёдлам приторочил. Он по-прежнему молчал, но собирался с такой лихорадочной быстротой, будто уходил от погони. Моран с Гриром тоже
Утренний ветер трепал им волосы, и Моран с наслаждением вдыхал влажный туманный воздух. Наконец впереди замаячила голубая гладь маленького озерца, и Дидье, спрыгнув на землю, деловито расседлал своего гнедого «одра», привязав его к дереву. Рассеянно бросил в кусты привезённые одеяла. И только тогда обернулся к своим спутникам всё с тем же вызывающим прищуром:
— Nombril de Belzebuth! Вы, парни, давеча к стульям приросли, а теперь к сёдлам? Шевелите задницами, palsambleu!
— Я тебе сейчас уши надеру, молокосос! — рявкнул Грир, спрыгивая с седла. — Ты какого дьявола вытворяешь? И что это за лужа? — Он кивком головы указал на безмятежно синевшее озерцо. — Что мы тут забыли?
Дидье на миг опустил голову:
— Я тут был когда-то… с ней. Это хорошее место, капитан. Доброе.
И, не обращая больше на него и на Морана никакого внимания, будто их тут и не было, повернулся к ним спиной, скинул башмаки, содрал с себя одежду, сладко потянулся и прыгнул в озеро.
Моран и Грир немо уставились друг на друга, а потом опять на этого наглеца, который, отфыркиваясь, уже вовсю плескался на глубине.
— Я его утоплю сейчас, — процедил Моран, свирепо путаясь в штанах. — Нашёл с кем шуточки шутить!
— Это не шуточки, — глухо вымолвил вдруг Грир, расстёгивая свой камзол. — И ты сам знаешь, почему он это делает. От отчаяния. Идиот.
Когда они вошли в тёплую ласковую воду, Дидье уже вынырнул и в упор, без улыбки, смотрел на них, стоя по пояс в озере. Прозрачные струйки стекали по его лицу и груди, губы были плотно сжаты, а взгляд — непроницаем.
— Хороша водичка, а? — жизнерадостно поинтересовался он наконец, встряхнув головой так, что капли разлетелись во все стороны. — Пресная, не чета морской, tres bien! Близнецам если б волю дать, они б всё море опреснили, вот бы дельфины и акулы порадовались! Только Морской Хозяин не порадовался бы небось, да и русалки… — Он запнулся. Глаза его шало блестели, мокрые ресницы слиплись острыми стрелками. — Вы чего молчите, а?
— Того, что ты за троих тараторишь, и всё не по делу, — отрезал Грир, подходя к нему вплотную, и Дидье вскинул взгляд к его лицу, едва заметно вздрогнув. — Весело тебе так уж, что ли?
Дидье вдруг подумал, что всё это было действительно весело, дьявольски весело.
Вот оно, это слово — дьявольски.
Подумать только, он же сам себя загнал в силки, чтобы Грир с Мораном его поймали.
Сам, добровольно, стал добычей!
Вот смеху-то.
Он совершенно не понимал, за каким чёртом совершил эдакую несусветную глупость, и почему в тот момент, когда он задумал отправиться сюда с Мораном и Гриром, эта мысль казалась ему такой единственно
Ром. Всё это треклятый ром, le tabarnac de salaud!
И чёрное беспросветное отчаяние, которое выгрызало ему сердце.
Он знал только, как сильно эти двое его хотят — понял ещё во время дурацкой игры в кости. И уже тогда решил — хотят, значит, пусть заполучат хоть разок, даже если выигрыш выпадет не Гриру. Кому ты вообще нужен, Дидье Бланшар? Да никому в целом свете!
Кроме этих… волков.
Невольная дрожь прошла у него по позвоночнику, вниз к крестцу, к подкашивавшимся ногам. Стало очень холодно, и кожа покрылась мурашками. Хмель неотвратимо выветривался из пульсировавшей болью головы.
О том, что так же неотвратимо должно было сейчас произойти, Дидье даже и подумать не мог. Вернее, гнал от себя эти мысли, как гонят из города больных проказой.
Он вздрогнул и непроизвольно сглотнул. Во рту у него пересохло, как в пустыне, хотя он стоял по пояс в воде.
— Tabarnac de calice d'hostie de christ! — пробормотал он ругательство, как молитву, не в силах отвести взгляда от глубоких, воистину волчьих, глаз Грира. И даже не оборачиваясь, чувствовал голой спиной, каждым напрягшимся нервом такой же хищный взгляд Морана.
А святой Франциск из тебя никудышный, Дидье Бланшар. Слишком много раз ты грешил и не каялся!
Подумав так, он опять невольно и искренне прыснул. Всё это было смешно до колик!
До смерти смешно.
Твёрдая рука Грира взяла его за плечо — жёстко и уверенно.
— Клин клином вышибаешь, Дидье Бланшар? И не боишься?
— Вас-то? Мне всё равно, — почти честно сказал Дидье, даже не пытаясь вырваться из этой хватки. — Хуже, чем есть, не будет!
— Вот как? — голос Грира был обманчиво мягок, в отличие от его ладони. — Думаешь, ты никому не нужен — таким, каков ты есть? И терять тебе уже нечего?
— Ну вам-то уж точно нужен, — вызывающе оскалился Дидье. — И я уже всё потерял. Не лезь в душу, Грир, нужен — бери. Не болтай попусту, болтать — это по моей части.
Он снова хохотнул и едва не подскочил, когда ладонь Морана стиснула ему локоть.
— Ты же этого никогда не делал, — спокойно проговорил тот, глядя в его упрямые глаза так же внимательно, как и Грир. — Верно?
Дидье на миг прикусил губу, а потом зло процедил:
— Va te faire foutre, мы что, в исповедальне? Мы вроде как торчим нагишом в чёртовом озере! А ты — не чёртов растреклятый кюре, Моран! Делал — не делал, какая тебе раз…
Он не договорил, потому что железная рука Грира вдруг притопила его, как кутёнка, а когда он с ругательствами вынырнул, свирепо отплёвываясь, Грир окунул его ещё раз — мгновенно и безжалостно. А потом так же безжалостно выдернул за волосы на поверхность. И пока тот судорожно хватал ртом воздух, спокойно осведомился, глядя ему в лицо:
— Очухался?
— Bordel de merde! — прорычал Дидье и закашлялся.
— Ты вовсе не в сраном борделе, garГon, — произнёс Грир почти ласково. — И ты унесёшь отсюда свою распрекрасную задницу и свою дурную башку в целости и сохранности, можешь мне поверить. — Он хорошей затрещиной направил ошеломлённого и потерявшего дар речи Дидье прямиком к берегу. — А ты чего ржёшь, как конь невзнузданный? — рявкнул он, поворачиваясь к Морану. — Утопиться решил, олух?