Черная моль (Черный мотылек) др.перевод
Шрифт:
Карстерс кивнул.
— Естественное желание отсидеться в тени после вашей небольшой стычки.
— Разве может такой человек держаться в тени?
— Ты хочешь сказать, что знаешь его лучше меня? Так да или нет?
— Скорее, нет. Он должен всегда быть на виду, всегда первым! Будь он проклят!
Милорд слегка удивился.
— С чего это ты? Когда это он успел перебежать тебе дорогу?
— Он посмел поднять руку на моего лучшего друга!
— Это была случайность.
— А теперь занялся Диком. Мне кое-что известно…
Карстерс
— Диком? Но каким образом?
О’Хара, кажется, уже жалел, что проболтался.
— Да нет… Просто не нравится он мне и все тут.
— Что Трейси ему сделал?
— Пока ничего особенного. Просто он и этот его никчемный братец, видно, вознамерились выжать Дика досуха.
— Роберт?
— Эндрю. Роберта я почти не знаю.
— Эндрю… Но ведь он еще ребенок…
— Теперь вырос и превратился в молодого франта и мота, каких свет не видывал. Похоже, Дик оплачивает за все их долги.
— Дьявольщина! Но с какой стати?
— Бог его знает. Думаю, по настоянию Лавинии… Ведь всем известно, что именно с этой целью Трейси познакомил сестру с вами обоими.
— Глупости! Мы сами волочились за ней. Она как раз только что окончила школу и…
— Именно! Ну, и кто же вас познакомил, как не Трейси?
Карстерс, опершись локтями о стол и вертя в пальцах бокал, глядел куда-то в пустоту задумчивым взглядом.
— И много ли у них долгов?
— Не знаю, не скажу. И вообще, выяснилось это совершенно случайно. Ведь эти Бельмануары не привыкли себя стеснять ни в чем.
— Да и мы тоже. Не стоит так уж осуждать их, Майлз!.. Мне, разумеется, известно, что именье Бельмануаров заложено, но кто бы подумал, что дело зашло так далеко!
— Да уж! Однако денег Дика вряд ли хватит на удовлетворение аппетитов этой парочки. Они у них просто текут рекой — на игру и хорошеньких женщин.
Милорд грозно нахмурился.
— Гм… Думаю, в один прекрасный день мне придется выставить Трейси небольшой счетец.
Майлз промолчал.
— Но как, однако, Дик умудряется, не трогая моих денег?
— Понятия не имею, — сам тон О’Хары, казалось, говорил о том, что он не только не знает, но и знать не желает.
— Остается надеяться, что сам он не в долгах, — заметил Карстерс. — Однако, похоже, он крепко влип. Нет, надо все же уговорить его принять мою долю, — он нахмурился и забарабанил пальцами по столу.
Тут О’Хара не выдержал.
— Как это на тебя похоже! Да оставь ты его в покое, ради всего святого, и не морочь себе голову из-за этого жалкого негодяя, который причинил тебе…
— Я запрещаю так говорить о Дике, Майлз! Ты не понимаешь…
— Очень хорошо все понимаю. Строишь из себя примерного христианина. Довольно этой комедии! Я знаю, что это Дик скоморошничал за картами. И с твоей стороны совершенно противоестественно настаивать, чтобы он взял деньги после того, как именно он обесчестил тебя, и все такое!
Карстерс
— Ах, Майлз, ну позволь же мне идти своей дорогой! Понимаю, я для тебя нешуточное испытание, — тут он вдруг посерьезнел. — И все же не хотелось бы, чтоб ты плохо думал о Дике. Ты ведь достаточно знаешь его, чтобы понять, почему все так случилось. Ты знаешь, как экстравагантен он сам, как любил сорить деньгами и вечно сидел в долгах. Так неужели нельзя простить ему эту маленькую слабость?
— Простить можно. Но я никогда не смогу простить эту его… подлость по отношению к тебе.
— Но О’Хара, он был влюблен в Лавинию…
— Ты тоже.
— Не так серьезно. О, это было не более, чем юношеское увлечение, а у него все очень серьезно.
О’Хара промолчал, губы его сложились в жесткую линию.
— Представь себя на его месте, — продолжал настаивать Джек. — Если бы ты…
— Нет уж, увольте! — О’Хара злобно рассмеялся. — Нет, Джек, тут мы никогда не придем к согласию, так что лучше оставить эту тему. Однако по-прежнему считаю, что тебе не стоит так уж о нем беспокоиться. Не думаю, чтоб он был в долгах.
— Может, он выиграл на скачках и его…
Майлз мрачно улыбнулся.
— Дик очень изменился, Джек. Он больше не держит скаковых лошадей, не играет в карты, разве что ради приличия, за компанию.
— Дик не играет? Тогда чем же он занимается?
— Именьем и еще вывозит жену в свет. Когда он в городе… Кстати, останавливаются они в твоем лондонском доме, — с горечью добавил он.
— Ну и что с того? Дом все равно пустует. Однако я просто не в силах вообразить Дика, превратившегося едва ли не в святошу.
— А что еще ему остается делать после того зла, что он причинил тебе?
Милорд проигнорировал эту ремарку. Насмешливая улыбка играла у него на губах.
— Господи, Майлз, ну до чего все это забавно! Как же меняются люди! Я, прежде такой образцовый, погрузился в пучины распутства: играю в азартные игры, граблю на дорогах. Дик — едва ли не святой. Ведет богобоязненный праведный образ жизни… и его грабят родственнички жены. Нет, знаешь, все же я ему не завидую!
— По крайней мере, ты получаешь куда больше радости от жизни, — усмехаясь, заметил О’Хара. — К тому же и совесть тебя не мучает, как его.
Лицо Карстерса превратилось в непроницаемую маску. Затем он приложил салфетку к губам и улыбнулся.
— Да, согласен с тобой в том, что касается радостей жизни, но насчет совести… Думаю, здесь все обстоит не так просто.
О’Хара искоса взглянул на друга. Тот сидел в кресле боком, перекинув руку через спинку.
— Не обидишься, если спрошу тебя кое о чем?
— Разумеется, нет.
— Ты… снова намерен заняться грабежами?
— Нет.
— Тогда чем же?
Милорд рассмеялся, лицо его просветлело.