Черная Пасть
Шрифт:
– Ты про это должен знать, Джусуй. Теперь ты почтальон. Ар-ра!..
Джусуй рассердился и хотел ударить ногой почтальона но сумел едва достать носком босоножка
– Темный кулан ты, Джусуй, зачем культивируешь такой балет?
Подошел Брагин.
– Ара, Сергей Денисович, салам!
– Как поживаешь, Погос, о чем шумишь?
– спросил Брагин водителя сборочной машины.
– Мы в шашки играли, а тут телефон из конторы! Один звонок писателю, а другой - вам, Сергей Денисович. Похоже, важная личность вами интересовалась.
Не усидел в автобусе Пральников. По разговору
– Спасибо. Все правильно, - поблагодарил он Погоса, - я ждал этого звонка.
– Пральников справился у Сергея.
– Отсюда можно позвонить в Ашхабад?
– Красноводск поможет - дозвонимся!
– Ну и славно! Не задерживайте автобус. Я остаюсь.
Вслед за Погосом гость направился к фанерному лабазу, приютившемуся на склоне Семиглавого Мара. Под навесом в свете красноватых "вздыхающих" лампочек устало и грузно стояли машины, густо покрытые соляной пудрой. Под глиняным, высоким яром лежало Шестое озеро. Ослепительное днем, сейчас оно источало ровный и спокойный голубоватый свет, и казалось настоящим, полноводным озером, притихшим и задумчивым. Огоньки вдоль полотна узкоколейки казались отражением звезд. На крутом берегу с широким спуском путники остановились. Снизу тянуло горьковатыми испарениями, прохладой.
– Настоящий Севан! Смотрите, как много... этого озера!
– воскликнул Погос с поднятыми к небу руками.
– Нетронутая красота. А свету сколько! Эх, жалко, уходит мимо озера в пустыню криворотая луна! Ничего. Ар-ра, своя теперь естьЦ луна. Дорого стоит, зато светит лихо. Печь у нас теперь вместо светила. Далеко огонь бросает!
Со стороны крутояра, наперекор ущербному месяцу, действительно лился в ночь бесноватый свет форсунок. Красноватые отблески доходили почти до озера. Голотелый Погос в пляшущих бликах казался бронзовым гномом.
– В бараке тебя не ждут?
– спросил Феликс Пого-са.
– А то пойдем, провожу.
– Ар-ра, и правда, меня сам конструктор Волков ждет! Сегодня мы с Иван Ильичей весь день вкалывали! Испытывали новую самоходку. Душа из нее вон, пошла! Батька наш опять уткнулся в бумаги, а я, как видишь, на вахте. Знаешь, Феликс, как мы потянем! Затычка будет, сам я впрягусь в машину Волкова, а вытянем. С Иваном Ильичей, ребята, как боги чудесят!
– паренек чуть ли не до
небес превозносил ленинградского шефа и его машину. Чтобы быть лучше понятым, он сделал убедительное резюме: - Увидите, как эта проклятая лопата от нашего агрегата получит пистон!
– И скоро это сбудется?
– спросил Феликс.
– Хочешь, пойдем к Ивану Ильичу. Ар-ра, с одного уголка тебе откроем секрет.
– Погос с силой потер ладонями виски и вдруг стал совсем другим, как будто и не хмелел, а придурялся. Он снял с головы платок, вытерся и причесался.
– Сергей Денисович, не бранитесь, хватил с устатка. Весь день мантулили с Волковым. Три щетки сменили. Ну и капрон нащетинили!.. В Ашхабадский завод надо ехать. Пусть лучше дают капрон, а мы сами из шнура щетки натыкаем! Вылизывать озеро будут, как телочки!
Сергея Брагина очень интересовал этот разговр, но не в такой форме и не в эти минуты. Находчивый Погос сразу же сообразил - что к чему, и нашел способ выслужиться:
–
– Во, пожалуй, это верно!
– чему-то вдруг обрадовавшись, согласился Брагин. Погосу он наказал: - Передай Волкову, что я хочу его видеть.
– И он про вас часто вспоминает. За щетки, само собой, ругает. Но говорит, что на экспорт уже можно смело машинами фуговать порошок! Пойдет в Италию, Финляндию, Турцию и на Кубу!..
– Ладно хвастаться! Приду посмотрю, - повеселев, отозвался Сергей.
– Лучше помогайте и слушайтесь Ивана Ильича.
– Такому человеку памятник надо хлопотать на Кара-Богазе! При жизни, - растроганно проговорил Погос.
– Стоит этого Волков.
И уже когда разошлись в разные стороны, из темноты снова послышался голос возбужденного Погоса:
– У писателя ашхабадского, кажись, кто-то родился! И как-то светлее вдруг стало от этих слов и на земле и в небе.
– Поздравляю, Виктор Степанович!
– с радостным чувством прошептал Сергей.
– Благодарю, - стесняясь чего-то, не сразу, осторожно, как бы опасаясь не спугнуть добрую весть, ответил
Пральников.
– Наконец-то родилась. Книжка! Самая важная и дорогая в жизни.
– Да, у вас настоящее рождество!
– Увидеть надо, во что оно все вылилось и вылепилось! Знаете, Сергей Денисович, встреча со своей книгой - труднейшее испытание! Чего-то даже боязно, перед этим высочайшим выступлением на миру! Книга твоя и уже - не твоя. Без твоего спроса пойдет она теперь к людям. Как ее примут и оценят? Хочется, чтобы она стала советчиком и помощницей людям в жизни. Стоит ли она больших и вечных дел народа? Другой меры у нас нет и не должно быть в творчестве, - Виктор Пральников говорил возвышенные, как могло показаться, громкие слова, но произносил он их просто и задушевно, видимо, давно уже обдумав это внутренне необходимое для себя. Сергей так и понимал, что для него это были повседневные рабочие думы, нужные не для парадных излияний, а ставшие жизненной потребностью.
Они брели по песку, перемешанному с солью и мокрыми леденцами мирабилита, шагали тяжело и медленно, с бурлацкими поклонами навстречу красной мигалке у крыльца шиферного домика. Неподалеку высилась печная махина. Вспыхивали форсунки и над высокой кирпичной трубой темнел дымный тельпек. Во всем чувствовалось движение, заполошная суета, однако смысл происходящего стал понятен только после того, как Брагин уловил чей-то ворчливый разговор на краю завальной ямы, около бездействующего экскаватора.
– Сачкуем!
– Козе-ел!
– А я толкую, что не та схема... У циклона, видишь ли, настоящее бешенство проявилось! В трубу уносит прорву, чуть ли не всю плановую продукцию. Вот и выходит, что в дыре не та схема!..
– Ну, положим, не все уносит.
– Остается курам на смехоту!
– Эй, подожди закуривать! Не придется ли из бункера кувалдой дурь выбивать?
– Вот бы сюда этих дошлых изобретателей! Дал бы я самому главному кувалду и заставил по машине лупить, чтоб она мирабилит подавала. Мне уже надоело...