Черная пелерина
Шрифт:
— Извините, но таких подробностей я не могу помнить, — глухо сказал Пуассиньяк, его естественный голос теперь более или менее подходил к ситуации. — Она ушла очень поздно, — повторил он и, минуя внимательный взгляд Рандо, вперил свои птичьи глаза в какую-то точку выше головы инспектора.
А тем временем комиссар Лепер в отцовском упоении, совершенно обезоруженный, поспешил проинформировать:
— Когда я в двенадцать ночи вернулся домой, Селестина сидела у стола и читала книгу.
Пуассиньяк застыл на диванчике, словно лунатик, погруженный
Рандо сообщил вывод, который он должен был сообщить:
— Следовательно, Селестина возвращалась домой во время дождя. — Некоторое время он молчал, а потом без свойственной ему порывистости спросил: — Когда мадемуазель Лепер вернула вам пелерину?
— Утром следующего дня, — тихо сказал Пуассиньяк.
Наконец-то и комиссар Лепер понял.
На обратном пути они не сказали друг другу ни слова. И почти уже у рынка, недалеко от полицейского участка, Рандо нарушил молчание. Он попытался придать словам естественное звучание, но вышло как-то очень сухо:
— Комиссар Лепер, вы не думаете, что будет лучше, если я сейчас переброшусь с вашей дочерью парой слов?
Лепер был растерян, ответа у него не нашлось. Поэтому Рандо взял его под руку, и они прошли мимо участка к удивлению сержанта Панье, который, стоя у окна, задумчиво созерцал детей, играющих в сквере Вольтера.
Улица, на которой размещался домик комиссара, была застроена только с одной стороны. Шедших овевал соленый морской ветер, смешанный с запахом роз. Прежде чем дойти до цели, они обменялись поклонами с мсье Дюверне, направляющимся энергичным шагом в сторону города, наверняка на привычную сиесту в кондитерской «Абрикос». Когда мсье Дюверне бросил взгляд на комиссара, улыбка застыла у него на лице. Лепер производил впечатление человека, пораженного апоплексическим ударом.
Дверь комиссар отворил собственным ключом. Мадам Сильвия вскрикнула и исчезла в хозяйских недрах дома. Лепер проводил Рандо в свою маленькую оружейную.
— Сейчас я ее к вам пришлю, — пробормотал он.
Инспектор, пораженный видом коллекции, удовлетворенно осматривал богатые экспонаты. Лепер подошел к нему еще раз, хотел что-то сказать, подыскивая слова. Рандо по-мужски похлопал его по плечу.
— Не беспокойтесь, я же не чудовище, — сказал он и резко повернулся на пятках.
До прихода Селестины он маршировал по кабинету, заинтересованно рассматривая рыцарское вооружение. Ведь он сам, несмотря на миниатюрность, был исправным солдатом и не одну стычку с противником выиграл с помощью славного оружия.
Рандо не знал дочери комиссара. Когда она вошла, он удивился, насколько это щуплое и малорослое создание. Одета Селестина была в платье, как обычно, теплое не по сезону. На худенькие плечи падали золотистые локоны.
— Так вы тот самый Наполеон из Тулона? — первой заговорила девушка. — Пожалуйста, садитесь. Ах, да, вам больше нравится ходить.
— Откуда вы знаете?
— Как дочь полицейского я немного интересуюсь
— А что вы еще обо мне знаете? — не выдержал маленький инспектор.
Селестина неуловимо улыбнулась.
— Что вы, например, любите воинскую выправку, но, по существу, человек намного более интеллигентный, чем обычные военные.
— Хм. Это обо мне пишут?
— О, да. Очень часто. Но кроме всего, наибольшей известностью вы пользуетесь из-за неожиданных вопросов. Одни утверждают, что на самом деле они заранее мастерски отрепетированы, а другие считают, что это обычный трюк, с помощью которого вы оглушаете и поражаете допрашиваемых.
— Это очень интересно! — воскликнул инспектор. — И что же еще?
— А еще что беганье перед носом жертвы, — это тоже метод.
— Нонсенс, — скривился Рандо и уселся в кресло.
— Я тоже считаю, что это следствие темперамента.
Рандо присматривался к Селестине со смешанным чувством веселья и беспокойства.
— В котором часу вы ушли от Пуассиньяка в тот злополучный понедельник? — спросил он наконец без малейшего желания поразить.
— Без двадцати пяти двенадцать, — ответила она спокойно и четко.
— А когда вы пошли туда?
— Чуть позже одиннадцати.
— Могу ли я знать, с какой целью?
— Начинался ливень.
— Без двадцати пяти двенадцать дождь еще шел, но вы все-таки покинули дом Пуассиньяка.
— Да, но проливным дождь уже не был. Я торопилась домой, тетка не любит, когда я возвращаюсь слишком поздно.
— Может, вы припомните, не было ли у вас в тот день какого-то особенного дела к Пуассиньяку?
Селестина не спускала глаз с лица инспектора, отвечала она очень уравновешенно, но стреляный воробей все-таки заметил в ней напряжение.
— По случаю одолжила у него книгу.
— Какую книгу?
Ответ удивил Рандо.
— Годовую подшивку иллюстрированного еженедельника. Подшивка была большой и тяжелой, но не настолько тяжелой, чтобы я могла убить ею мсье Дюмолена.
— Мадемуазель Лепер, я бы попросил конкретнее отвечать на вопросы.
— Извините.
— В тот день, когда убили Дюмолена, вы были в доме на холме?
— Конечно. Два раза. Один раз до полудня, а второй раз с отцом после обеда.
— А теперь скажите, когда Шарль Дюмолен говорил с вами наедине?
— Инспектор Рандо! — почти выкрикнула Селестина.
— Я жду ответа.
Она взяла себя в руки.
— После полудня, на террасе. Перед обыском, который устроил отец в связи с пропажей броши.
— А во вторник с утра вы надолго заболели? Так?
— Не совсем так, — ответила она. — Перед этим я еще… — она осеклась и не спускала с Рандо широко открытых невинных глаз. — Перед этим… Мсье Рандо, вспомните, что я сделала перед этим!
— Перед этим вы утром вернули Пуассиньяку его пелерину, — сказал инспектор.