Черная шаль с красными цветами
Шрифт:
– Ну вот,- продолжал отец.- Если по совести сказать, то и у нас денег нету. Но остались шкурки куницы. Ты, Федя, зайдешь домой и возьми те шкурки. В Кыръядине Якову Андреичу занесешь, да смотри, требуй свою цену. А деньги отдашь Илье, на дорогу. Грех на нашу голову, если мы человека в этакую даль без копейки отпустим. Не побираться же ему в пути…
Илья даже растерялся.
– Да не заботьтесь обо мне… Я и так перед вами, добрыми людьми, в долгу.
– Нет, Илья. Ты Федю в трудную минуту защитил, вступился за него, не побоялся. Добро сделал, добром и отплатим. Добро от добра рождается и добром множится. Да и трудов твоих на этой росчисти немало.
– Да что вы, да за еду и заботы ваши…
– Полно, - махнул рукою отец.- Путника накормишь десять лет будешь с хлебом-солью, так у нас говорят.
– Затем повернулся к сыну:- Ты сейчас сразу и сплавай, тут на маленькой лодке недолго. А мы с Ильей сегодня вдоль Ижмы ивняк повырубим, и завтра можете отправляться с богом. Золу собрать да развеять - это я и сам управлюсь.
– Спасибо, Михаил Андреевич, век доброту вашу не забуду. Вы мне теперь как родные.- Илья взял топор и пошел к ивняку.
– Не за что,- сказал отец ему вслед.- Тебе, парень, самому спасибо за помощь.
Обратно Федя вернулся уже под вечер. Отец с Ильей еще работали.
– Мать простокваши прислала с творогом. В молоке там небольшой ком масла. А в лодке еще и толокно.
– Ну и добро. Я тут кашу ячменную сварил, так подмаслим, а остальное на дорогу вам.
Когда ужинали, отец не утерпел, спросил Илью:
– За что же тебя, добрый человек, в этакую глушь сослали? И надолго ли?
– Мы, Михаил Андреевич, выступили против богатеев… Стачка, демонстрация, ну, я в организаторах. А срок мой - шесть лет.
И рассказал все в подробностях, как живут и работают заводские люди в городах, какую нужду терпят и как поднялись за свои права. Говорил он не спеша, простыми словами, чтобы поняли его коми охотники, чтобы и до их сердца дошла чужая нужда. Старший Туланов слушал молча, а потом сказал:
– Выходит, и в большом городе рабочему человеку не сладко. Но… с богатым судиться - все одно что с печкой бодаться. Свой же лоб и расшибешь.
И зашел в полог. За ним последовали молодые. Илья не вытерпел, решил оставить последнее слово за собой:
– Придет время, Михаил Андреич, и мы им лбы порасшибаем. Это уж точно.
– Не знаю, не знаю,- глубоко вздохнул отец.- Жизнь - она…
Он не закончил фразы, только вздохнул еще раз. Уснули.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Илья наловчился управлять лодкой, как заправский рыбак-охотник. Первые версты длинного пути они одолели играючи. Ненадолго завернули к охотничьей избушке на Ошъеле. Илья снова втиснул ноги в мохнатые охотничьи сапоги, заменив старую подстилку свежесушеными пучками осоки. А свои аккуратно завернул и убрал в заплечный мешок. Там уже были и Федина праздничная рубаха, и полог от комаров, и хлеб, и чай-сахар, и завернутый в тряпку котелок. Федя намотал на щепку леску с крючком, засунул туда же. Осмотрелся еще раз, не забыть бы чего: топор в лодке, нож и огниво при себе, соли взяли… Федя закинул котомку на плечо:
– Поехали. Возьми, Илья, зипун до Кыръядина, прохладно по ночам.
– А ружье?
– Здесь оставим. По дороге рыбы наудим. На короеда, да и оводы ожили. Хариусу овода только подай - не упустит. А в верховьях Эжвы его хоть ведром черпай!
До самого верховья Черью подниматься не стали, сделали остановку в верхней охотничьей избушке Тулановых. Там же и пообедали. Намешали густую кашу из толокна, похлебали с простоквашей.
Но вскоре Илья окликнул его: - Федя! Сбавь маленько прыти, ты меня совсем загонишь…
Тот опомнился и маленько сбавил. В Переволок вышли еще до захода солнца, славно отшагали.
Это была на берегу Эжвинской Черью небольшая открытая поляна, где громоздились две избы-хоромины, рубленные из кондовых бревен. С большими хлевами для коров и овец, с навесами, с высокими въездами на сеновал. Перед избами, под самым обрывом, стояли две бани. Чуть в стороне два овина и гумно. За задними пристройками да еще вдоль речки отвоевали местные жители тайги небольшие участки под картошку, лук, под рожь и ячмень, А было тут местных жителей немного, и все - родственные друг дружке: два рыжебородых брата - Митрей Вась и Митрей Федот. По-русски - Василий Дмитриевич и Федот Дмитриевич. У Василия было пятеро детей. У Федота шестеро. Василий держал две лошади и две коровы. У Федота тоже было две лошади и опять же две коровы. На этакую ораву едоков - в самый раз. Только Федот был из молчунов молчун, а Василий - напротив, удивительно словоохотливый и к людям приветливый. Федя как-то весной с отцом, а с матерью уже дважды, летом, ходили к бабушке в Кыръядин и всегда останавливались у Василия Дмитриевича. И сам Василий, если приезжал на Ижму, никогда не обходил их дом стороной. Так что было это место, Переволок, для Феди очень знакомое.
Не заходя в дом и никому не сказавшись, он сразу пошел на речку и положил свою котомку рядом с лодкой, перевернутой на тонкие бревнышки - это была их, Тулановых, лодка.
Смастерил ее еще дед Феди по матери, чтобы волоком не таскаться с одной речки на другую. Теперь надо бы спустить ее на воду да на ней и добраться до Кыръядина. Лодку они осторожно перевернули, ухватились за нос и корму, стянули в воду. Федя ступил в лодку, прошелся по ней, и сразу во многих местах забили меж досками обшивки веселые фонтанчики.
– М-да-а, подрассохлась маленько,- почесал затылок и вышел на берег. Придется повозиться, никуда не денешься, старое корыто надо обсмолить, хотя бы там, где вода сочится. Не получится без остановки.- Давай, Илья, обратно вытащим.- Вытянули лодку обратно на берег, снова перевернули вверх днищем.- Ты костер разожги, а я зайду к Василь Дмитричу за кочергой да смолы попрошу. А если нету, придется и в лес сбродить…
Илья не все понял: зачем кочерга, как можно в лесу обзавестись смолой так, вдруг, но промолчал, наученный опытом здешней своей ссыльной жизни: чего сразу не разумеешь, вскоре и разъяснится, своими же глазами все и увидишь.
Федя не успел подняться наверх, от реки по обрыву, как появился Василий Дмитрич.
– Я думаю, кто это там у речки шебуршит… А это Федя прибыл. С кем же?- Василий Дмитрич протянул руку Феде, одновременно внимательно глядя на Илью.- Товарища твоего не признаю что-то…
Илья молчал, не решаясь представиться. Они ведь заранее не условились, как отвечать на вопросы. Федя опередил, сказал первое, что пришло в голову:
– Это Яков Илья… Из Нэмдина. Зимой на Печоре остался и сейчас вот выходит,- соврал Федя, но все же покраснел.