Черная стая

Сословская Ольга Игоревна

– - Вот ты где, разбойник! Стой, кому говорю! Я тебя узнал, шельма!

Огорошенный таким неожиданным маневром, Глебов двинулся за товарищем, не выпуская поводьев. Казаки, стоявшие на пути Шемета, расступались, но далеко не расходились -- удивительное поведение гусарского поручика сбило их с толку.

Казак, поворотя голову, окинул приближающегося поручика взглядом, побледнел и мелко-мелко закрестился.

– - Свят-свят-свят! Я же тебя... Сгинь, нечистый!

– - Стоять!
– - закричал потрясенный Войцех. Его словно молнией ударило. Но было уже поздно.

Казак вскочил на коня, без седла

и уздечки и, хлестнув сорванной с пояса нагайкой, сорвался в карьер. Толпа загудела, Шемет уже с трудом пробился назад, к Глебову, держащему Йорика под уздцы.

– - Скорее!
– - просипел Войцех, смаргивая алую пелену с бешеных глаз.
– - Уйдет же!

– - Уже ушел!
– - сердито покачал головой Глебов, глядя, как казак скрылся в густом лесу, темнеющем за биваком.
– - Это кто?

– - Я его узнал, -- скрежетнул зубами Войцех, -- это он...

Шемет замолчал, сообразив, что историю с Линусей он предпочел сохранить в тайне, и теперь ему предстоят долгие объяснения.

– - Один из тех, у кого ты с испанцами даму отбил?
– - усмехнулся Глебов.

– - Ты знаешь?
– - поразился Войцех.
– - Откуда?

– - Ты же с де Сильвы слова не брал, что он молчать будет?
– - уточнил Глебов.

– - Не брал, -- кивнул Войцех, -- я думал, ему и самому не на пользу об этом говорить.

– - Ну, а Шеф взял. Прежде чем реляцию в Петербург отправлять. Потребовал все обстоятельства пленения как на духу выложить.

– - Так чего же...

– - Тебе не сказал?
– - усмехнулся Глебов.
– - Не хотел в неловкое положение твою тетушку ставить. Пришлось бы ее в свидетели вызывать. Ну, не беда. Вернется -- поймаем. А не вернется -- все равно поймаем. Да повесим, как разбойника.

Войцех уже взялся за луку седла, когда сквозь толпу к ним протиснулся казачий полковник Платов 4-й, суровый донец в красном бешмете и с золотой кистью на высокой папахе.

– - Что случилось, господа?
– - недовольно спросил он.
– - Кто первый обнажил саблю?

– - Я, -- хмуро признался Войцех, -- казак этот, господин полковник, -- разбойник и мародер. Я его узнал.

Ответить Платов не успел, в разговор вмешался Глебов.

– - Я -- поручик Глебов, адъютант шефа Гродненского полка полковника Ридигера, -- представился он, -- Федор Васильевич будет вам очень признателен, если вы найдете время навестить его и разобраться с произошедшим. У него есть все доказательства слов поручика Шемета. А сейчас, простите нас, мы спешим.

– - Передайте мои уверения в уважении полковнику, -- сквозь зубы ответил Платов, -- непременно разберусь. До свидания, господа. И прошу вас впредь обращаться ко мне, а не размахивать саблями в лагере. А то, знаете, в другой раз...

Угроза так и осталась висеть в воздухе, Шемет и Глебов поворотили коней к Чашникам.

В дороге Войцех был мрачен и молчалив.

– - Да найдем мы его, Шемет, -- попытался успокоить товарища Глебов, -- не убивайся так.

– - Он Мишу убил, -- с неожиданной уверенностью сказал Войцех, яростно сверкнув глазами, -- за меня принял. Мундиры у нас одинаковые, приметные. Белая каракульча на опушке ментика и ворот серебром вышит. Там темно было, вот он и подумал... Убью я его, Глебов. Из-под земли достану, но убью.

– -

Убей. А я увижу, так на аркане к тебе приволоку. Он твой. Только Федору Васильевичу скажи, негоже, если ты и такое от него в тайне хранить будешь.

– - Скажу, -- пообещал Войцех.

К Ридигеру поручик явился немедля по возвращении. Шеф выслушал его с доброжелательным вниманием, велел подать рапорт, пообещал использовать все свое влияние, чтобы организовать поиски и наказание дезертира. В пользу последних Войцеху, впрочем, не верилось. Не то было время, чтобы прочесывать окрестные леса, пытаясь отыскать сбежавшего казака. И без того разъезды то и дело натыкались на шайки мародеров, бесчинствующих с обеих сторон. Оставалось надеяться, что враг прибьется к одной из них и попадется вместе со своими подельниками.

Когда Войцех присоединился к празднующим награждение гусарам и драгунам, уже стемнело. Овин освещался только синим пламенем рома, бросавшим отблески на эфесы сабель и тусклое серебро пуговиц на мундирах. Шемет отыскал приятелей -- поручика Глебова и корнетов Красовского и Мезенкамфа. Вместе с ними сидел драгунский капитан Овечкин, старый знакомый Глебова. Разговор шел о новостях из Главной Квартиры, полученных утром Ридигером и Столыпиным -- командиром Ямбургского полка.

– - Генералы грызутся, как крысы в бочке, -- с отвращением рассказывал Овечкин, -- партия Ермолова, партия Беннингсена. Светлейший против всех и Барклай в стороне. Вовремя Государь Барклая убрал, подальше от греха.

– - Теперь вся слава Светлейшему князю Кутузову достанется, -- заметил Глебов, -- а на Барклая и задним числом все промахи свалят.

– - Ну, промахи есть, на кого валить, -- возразил Овечкин, -- того же Беннингсена Главнокомандующий на дух не переносит. Да и Чичагова тоже. Брат пишет, что в штабе творится -- уму непостижимо. Интриги, доносы. Все Государю жалуются, письма перехватывают, курьеров заворачивают. Только на жидов и надежда, с их почтой. Верные люди, не подведут.

– - Говорят, под Тарутино Беннингсен чуть не молил Светлейшего подкрепление выслать, -- вступил в разговор Красовский, -- Милорадович на подмогу рвался. Если бы Кутузов его отпустил -- Мюрата бы наголову разбили.

– - И под Малоярославцем то же было, -- кивнул Овечкин, -- на Медынской дороге три дня топтались. А неприятель в боевом порядке отступил.

– - Мне Вася Давыдов писал, -- добавил Шемет, -- он говорит, что Кутузов на мужицкие косы, мороз и бескормицу надеется больше, чем на свои силы. Армию бережет.

– - А русской армии, значит, мороз и бескормица нипочем?
– - едко осведомился Мезенкамф.
– - Как мухи мрут. У нас еще ничего -- обозы от Петербурга доходят, а там офицеры конину мерзлую едят. А о нижних чинах вообще молчу.

– - Лучше бы в боях армию положил, -- в сердцах заметил Глебов, -- хоть с честью бы погибли. А от брюха больного да от холода помереть... Тьфу.

– - А ведь лет эдак через пятьдесят напишут, что Кутузов -- Светлейший и Мудрейший, Барклай и Витгенштейн -- инородцы, не понимающие русской души, а народ встал на защиту Отечества до последнего мужика, -- заключил Войцех, -- действительно -- "тьфу"!

– - Жженка, готова, господа!
– - прервал их штабс-ротмистр Якимов, священнодействовавший у котла.
– - Прошу!