Черная свеча
Шрифт:
— Час — полтора, не больше. Замокнем только.
— Кто имеет сказать?
— Мне можно? — спросил Упоров, вздумал было подняться, но Чалдон положил на плечо руку.
— Будете рвать штольню, в побег не пойду.
— Тогда тебя нет! — Чалдон воткнул перед собой нож и опёрся на рукоятку, как на трость.
— Спрячь приправу, — посоветовал Малина. — Он не из тех фраеров, которых можно напугать.
— Значит, договорились, — не обратив внимания на возникшее разногласие, сказал Дьяк. — Побег поведёт Малина. С тобой идут Пельмень, Чалдон,
— Зачем нам Колос, Никанор?
— Сказано: за зону выведет. Груз понесёт. Потом решите, не дети.
— Когда? — спросил Пельмень.
— Сейчас, — ответил Малина, пряча под телогрейку наган со взведённым курком.
Михаил Колос вошёл в сарай в сопровождении Ираклия, который тут же снова ускользнул за дверь.
— Встань сюда! — Малина указал угол, куда надлежало встать бывшему чекисту. — И слушай. Это побег. Мы будем уходить через старый водовод.
— Он завален, — механически проявил свою осведомлённость перепуганный Колос, но тут же, спохватившись, стал сопротивляться. — Зачем вы мне это рассказываете? Знать не хочу ваших дел!
— Тебя просили только слушать! Со вчерашнего дня там есть лаз. Охрана пустила собак. Сегодня сторожит Герда…
— Герда, — повторил Колос, пытаясь изобразить недоумение. — Но при чем здесь я? Никакой Герды я не знаю.
— Ты её кормил, помнишь — Герда щенилась? Сам сёк: она лизнула тебе руку, когда ты вешал над вахтой флаг. Хочешь дожить до коммунизма?
— Но я… я не знаю, как она отнесётся ко мне сейчас. К тому же я вовсе не хочу!
— Это не имеет значения, сучий твой потрох!
«Тебя впутали в крупное дело, — подумал, слегка сожалея, Упоров. — Они ни перед чем не остановятся. Чёрная свеча… ты видишь её чад».
Дверь распахнулась так поспешно, что Малина не успел выхватить наган. На пороге стоял взволнованный Ираклий:
— Стадник! Откололся от комиссии, прёт сюда. Нас кто-то вложил.
Зэки переглянулись. Колос воспользовался их растерянностью, бросился к выходу. Чалдон был готов ко всему. Он поймал его за ухо и прижал к горлу нож:
— Тебе не туда, профура!
— Спрячьте его за ящики, — распорядился мгновенно оправившийся от потрясения Дьяк. — Старшина один?
— Один.
— М-да. — Никанор Евстафьевич покачал головой. — Страх потерял Ипполитыч…
Он был прозрачно спокоен и говорил почти ласковым голосом, без фальши:
— Пельмень, вы с Чалдоном задушите мента. Ираклий, покарауль это животное за ящиком. Нож при тебе?
— Все есть.
Никанор Евстафьевич не спеша вынул из мешка верёвку. отрезал кусок, бросил Пельменю:
— Ему положено помереть тихо.
Стадник распахнул дверь так свободно, словно входил в родную хату, шагнул и лишь перед следующим шагом заподозрил неладное.
— Ну,
— Я здесь, гражданин начальник! — закричал Колос.
Захлестнувшая горло старшины петля опрокинула его на пол сарая. Он захрипел, бордовый от напряжения, начал медленно подниматься, ухватившись за края верёвки и не давая петле затянуться до конца. Воры тянули изо всех сил, по Стадник вставал, оскалив зубы и вытаращив из орбит глаза. Стадник почти выпрямился… когда перед ним возник Упоров. Ещё оставалось сомнение, в глазах напротив — мольба. Как перешагнуть такое?! Вопрос не родился. Раньше был мощный апперкот в солнечное сплетение «Ипполитыча». Он вякнул, а через секунду был мёртв…
— Ну и бык, — Дьяк заметно взволновался. — Положите его под пол. Фигура — при нем? Нету. Инструкцию соблюдает. Ираклий, веди сюда это гнойное существо!
Вор поймал за пуговицу телогрейки Колоса, укорил с отцовской простотой:
— Пошто баловал-то? Убьёт тебя гордец. Он такой! Поведёшь и знай наперёд — другого пути у тебя нету.
— Никанор Евстафьевич…
— Буде каяться. Время торопит. Держи вот, собачке дашь.
Дьяк протянул Колосу кусок колбасы, тут же предупредил:
— Сам не слопай. Яд в ей. Сожрёшь — и прощай твой коммунизм.
— С вами доживёшь…
— С нами зачем? Со своими жировать будешь. Нам одну услугу оказать придётся. Дело своё сделаешь строго. Иначе у этих головорезов пощады не проси. Сам видал, что они с Ипполитычем сотворили. Царство ему небесное!
Дьяк перекрестился, приподняв над головой кепку — восьмиклинку.
— Загорится в старой котельной. Начальство знает — там вся накипь собирается, может, шибко горевать не стоит. Коли словят вас, дело-то обоюдное — Ипполитыча на себя не берите. Найдём, кому грех одолжить. Поклажу не теряйте. Многих воровских жизней она стоила. Вам доверена, с вас спросится…
Глухой взрыв потряс сарай. С потолка посыпалась земля.
— С Богом!
Дьяк опять перекрестился. Помог беглецам надеть половчее мешки с грузом. Молча пожал каждому руку, ладонь Упорова придержал, чтобы сказать:
— Не бери воровского креста, парень. На том кресте себя распнёшь!
— У меня свой крест, Никанор Евстафьевич!
Упоров успел заметить, как Ираклий уронил в дыру под полом тело старшины Стадника, и подумал о чёрной свече, что будет освещать ему дорогу.
Колос постарался усмирить дрожь в голосе:
— Зачем курок взвёл? Зачем?
— Чтоб знал — тебя не бросят.
Пельмень скрипнул зубами с особенной выразительностью, и это подействовало без слов.
Колос приклеился грудью к плоскому песчанику, пополз, стараясь держаться против ветра. Овчарка всё-таки поймала его запах. Шерсть на её загривке пришла в движение, верхняя губа освободила два белых клыка.
— Горда, — задыхаясь, позвал человек. Уши собаки заострились, голова медленно склонилась набок. Она узнала голос. — Иди сюда, собачка, иди!