Черная вдова. Ученица Аль Капоне

Крамер Марина

– Хочу прилично выглядеть в глазах братвы! – засмеялась Коваль, уткнувшись лицом в его грудь.

– Стерва! – целуя ее и поднимая на руки, сказал Малыш.

В спальне он блаженно вытянулся на постели, закинув руки за голову. Марина встала у окна, разглядывая двор, по которому Рэмбо гонял охрану, заставляя снова и снова садиться в машины и выскакивать из них.

– Видишь ли, Егор, – начала она, по-прежнему не глядя на него. – Дело в том, что когда-то давно у меня была совершенно иная жизнь, не имеющая ничего общего с нынешней. Я попала во все это дерьмо случайно, по глупости или просто потому, что не захотела сопротивляться. У меня в жизни ничего никогда не было, я всегда пробивалась сама – в школе, в институте, на работе. Отца я не видела в принципе, мать пила и гуляла, ей не нужна была дочь. Кроме яркой внешности, ничего от родителей мне не досталось. Ходила много лет в одних джинсах, затертых так, что они светились от ветхости, да в самопальных кофточках… Это и был мой обширный гардероб. Работала санитаркой со школы, с восьмого класса. Потом заведующий помог поступить в институт, и я училась из последних сил, напрягалась, как могла, лишь бы не выгнали. Единственным моим желанием в то время было – выспаться, просто

лечь в постель и спать, спать, спать. Ко мне всегда клеились мужики, от больных и врачей до сокурсников и преподавателей, но я просто не замечала, не до того было – работала и училась, валясь с ног от усталости. Часто мне делали предложения известного свойства, и ничего не стоило бы изменить жизнь одним только согласием. Но я понимала, что нельзя так, что эта дорога не вверх, а вниз, причем скоростным лифтом, поэтому отказывалась. После института меня взяли врачом в мое же отделение. Не буду скрывать, пришлось все же подарить свое тело несколько раз нужным людям, но на этом все и прекратилось, а карьера взмыла, как «Союз-Аполлон». Еще в интернатуре я имела несчастье познакомиться с Мастифом, и он разглядел во мне то, чего не видели остальные: я хотела Власти, понимаешь? И он стал приручать меня, подкидывать работенку по мелочи, хорошо ее оплачивая. Я смогла, наконец, жить так, как хотела. Потом провернула одну операцию со своим заведующим отделением, и он, уходя на пенсию, протолкнул меня на свое место. Это, в принципе, был потолок – я не настолько блестящий врач, чтобы лезть выше. И в то время в моей жизни появился один человек… даже не человек, а мерзкая тварь… – Марина вздрогнула от воспоминаний, Малыш похлопал по кровати рядом с собой, но она отказалась: – Я не смогу говорить, если ты будешь меня касаться, это нелегко… Так вот, он владел мной целиком и полностью, я три года жила как под гипнозом, подчиняясь его диким причудам. С ним я узнала, что такое болезненное, извращенное желание одного человека обладать другим. И что такое слепое, гипнотическое подчинение чужой воле, когда ты – уже не ты, а тупое, безвольное существо, безропотно отдающее себя в чьи-то руки. Он оказался настоящим садистом, и я рядом с ним превращалась в извращенку, его безответную жертву. Это позже я смогла позволить себе избавиться от шрамов и рубцов на теле, а тогда… К счастью, ты не видел, во что он меня превратил. И мне даже некому было пожаловаться, просто рассказать о том, что происходит. Мать к тому времени сгорела от водки, подруг никогда не было, а на работе я всегда считалась благополучной и непогрешимой стервой. Совершенно случайно судьба свела меня со спецназовцем Федором – и это было самое светлое в той жизни: он все время находился рядом, даже когда этот извращенец едва не зарезал меня из ревности. Егор, это был первый человек, которому была нужна я, а не мое шикарное тело, да и оно к тому моменту уже не было таким уж шикарным. Представляешь, он попытался даже Мастифа от меня отцепить. Никогда не была я так счастлива, как в то время. Но, видимо, быть счастливой – это не мое. Федор погиб, умер у меня на руках в моем же отделении. Я чуть с ума не сошла… Тогда еще я не знала, что это Мастиф «позаботился» о том, чтобы отправить его на тот свет. А потому приняла помощь старого урода. Мастиф же сделал все, чтобы вернуть меня к жизни. Я нужна была ему, и сдаваться он не собирался. И допустил главную ошибку, о которой потом сильно пожалел. Он приставил ко мне Черепа, ты наверняка слышал о нем, – Малыш кивнул в ответ. – И я не выдержала, отдалась ему через два месяца после смерти Федора. Как же презирал меня за это Мастиф! «Леди не спит с охранником!» – передразнила Коваль мертвого старого лиса. – Да не был он охранником, он стал моим учителем – всем, чего я достигла сейчас, я обязана Олегу. Это он объяснил мне многие вещи. Если бы не Олег, еще неизвестно, что стало бы со мной. Возможно, была бы просто дорогой путаной, которую подкладывали бы под нужных людей, или в качестве кредитной карты использовали, как с тобой получилось. Но Череп не хотел, чтобы со мной это случилось. Он начал потихоньку учить меня, как и что делать, свел очень близко с Розаном, и вместе мы продумали план, как избавиться от старого черта, только мешавшего уже и мне, и Сереге. Именно Олег подталкивал меня к тому, чтобы я начала вникать в суть всех афер Мастифа, чтобы знала номера всех его счетов в заграничных и наших банках, чтобы разобралась, как устроена группировка изнутри, кто над кем стоит, кто кому подчиняется… Словом, всем, что я сейчас имею, я обязана ему. С Олегом я отдохнула душой и телом, с ним мне было спокойно. Он прекрасно знал, что я не люблю его и не полюблю никогда, но и не требовал от меня этого, просто был рядом, оберегая. И это раздражало Мастифа – он не мог распоряжаться мной, пока Олег находился рядом. А потом возник этот проект и ты, Егор. Олега убрали от меня, но он не хотел сдаваться. Мы сбежали и провели вместе последнюю ночь. Мастиф не простил ему, хотя должен был не простить мне. Но я была еще нужна, а Олег – уже нет. Олега убили на моих глазах – забили битами и еще живого бросили в костер, на котором до этого жарили шашлыки. В тот момент я и поклялась, что отомщу. У меня хватило сил и мозгов, чтобы взять власть в группировке в свои руки, отстранив Мастифа от дел. И Розан помог мне, его пацаны сумели убедить всех остальных, что так будет правильно. Но Мастиф никак не хотел признавать своего поражения, стравил меня с Лодочником и попытался еще и тебя подставить. Это было лишнее – я устала терять любимых людей, а тебя я люблю и не могу позволить кому-то причинить тебе неприятности. Я разрулила с Сеней, как сумела, а потом и с Мастифом тоже. Теперь я свободна, а ты знаешь обо мне все. И если я по-прежнему нужна тебе, Малыш, то все, что ты видишь – твое.

Коваль опустилась на пол, закрыв руками лицо. За какой-то час она заново прожила свою жизнь и ужаснулась тому, какой она была. Горячие руки Малыша подняли ее, обнимая и прижимая к родной груди.

– Девочка моя, почему я раньше не знал этого? Почему хотя бы о Сене ты ничего не сказала мне? Я не думал даже, что ты не себя, а меня от него пытаешься защитить!

– Я не могла, пойми, – прошептала она.

– Никогда больше ничего не скрывай от меня. Я – твой муж, и должен знать все, чтобы уберечь, если потребуется. С завтрашнего дня без охраны даже по двору не гуляй,

мне так спокойнее будет. И помни – за свою жену я не пощажу никого.

Ну вот, уже и женой назвали…

Похороны Мастифу она закатила по высшему разряду. Заставила закрыть все развлекательные заведения города, и никто не посмел ослушаться – весть о том, что Коваль устраняет неугодных сама лично и не моргнув глазом, разлетелась быстро. На кладбище, стоя у могилы и делая скорбное лицо, она думала о предстоящей свадьбе. Аморально, зато правда. Вокруг нее стояло кольцо охраны, все напряженно вглядывались в проходящих мимо людей, чтобы не проморгать ненароком Корейца. Но он так и не появился.

Через сорок дней Марина и Малыш поженились. Яркий, солнечный, очень теплый день в средине августа был словно создан для этой свадьбы. Платье, заказанное Егором, превзошло даже самые смелые маринины фантазии – полностью закрытое впереди, без единого выреза, сзади оно держалось только плотной корсетной шнуровкой на ягодицах… Кому, кроме Малыша, под силу было выдумать такой фасончик? Когда же она надела это, он понял, что переборщил слегка, так как сам же и не мог спокойно смотреть на обнаженную спину и мелькающие в разрезе ноги. Пришлось немного опоздать в ЗАГС, но без них ведь все равно не начали бы…

Почти до вечера они носились по городу на «Роллс Ройсе», высунувшись по пояс в люк и беспрестанно целуясь. Картину слегка портили четыре джипа охраны, едущих вокруг лимузина, но такова уж жизнь главы преступной группировки и преуспевающего строительного магната!

Внезапно Коваль велела водителю двинуть на набережную, к «Веселому берегу» – она не могла пропустить это место, свое детище, доставшееся в муках и крови. Они стояли на центральной лестнице, Марина смотрела в восхищенные глаза мужа и была так счастлива… Подняв руки, чтобы обнять его и поцеловать, она ощутила вдруг страшную боль, наискось полоснувшую тело. Кровь, хлынувшая сразу из нескольких ран, как сквозь решето, окрасила роскошное белое платье, потекла тонкой струйкой изо рта. Коваль стала оседать на землю, подхваченная руками Малыша. До нее сквозь пелену долетел его крик:

– Не уходи, моя девочка, не оставляй меня, не надо!

Последнее, что увидела она прежде, чем шагнуть в длинный светлый тоннель, ведущий куда-то наверх, было красивое лицо Малыша, искаженное горем. А где-то снизу кривилась злобная рожа прижатого к земле Корейца.

Собрав все силы, Коваль прошептала склонившемуся над ней мужу:

– Жизнь – такая сука…

Она выжила, ведь такие стервы не умирают, кто бы что об этом не думал. Перенеся тяжелейшую операцию, балансируя между жизнью и смертью почти три месяца, она все же выкарабкалась, удивив всех. Возле ее палаты почти неотлучно находились Касьян и Рэмбо. А Малыш проводил все свободное время рядом с женой, держа ее прозрачные руки в своих, целуя закрытые глаза и холодные, почти безжизненные губы. Он верил, что она не уйдет, не бросит его, ведь она нужна ему так, как никогда и никто не был нужен. Малыш сдержал обещание, данное Коваль незадолго до свадьбы – первое, что сделал он, отвезя ее, истекающую кровью, со ступеней комплекса в больницу, это собственноручно расстрелял в лесу Корейца. Всаживая пули в мертвое уже тело, он не хотел признаваться даже себе в том, что его девочка может и не выжить. Только когда молчаливый и мрачный Рэмбо забрал у него замолчавший автомат, Малыш опустился на колени и, подняв голову к небу, завыл, как собака…

Он изводил персонал больницы угрозами и придирками, привозил врачей даже из столицы… И Марина не подвела его – выжила. Первым, кого она увидела, открыв глаза и едва начав соображать, был он – постаревший, уставший, с ввалившимися синими глазами, такой желанный и любимый.

– Егор… – прошептала она плохо слушающимися губами. – Здравствуй, мой родной…

Это и было высшей наградой, неземным просто счастьем.

Еще через месяц он забрал ее домой. Бережно нес на руках, укутанную в шубу, прижимая к себе, как самый дорогой трофей. На крыльце к ним бросились журналисты, наперебой задавая вопросы о здоровье, о самочувствии, просившие подтвердить или опровергнуть факт принадлежности Марины Коваль к мафиозной группировке, отношение к этому самого Малыша. Но он молча шел вперед в окружении огромных охранников, расчищавших ему путь, и прятал похудевшее лицо жены на своей груди. Сев на заднее сиденье ярко-красной «Ауди», он чуть приспустил стекло и показал изумленным журналистам вскинутый вверх средний палец.

– Я правильно прокомментировал? – улыбаясь, спросил он у хохочущей жены.

– Малышев, ты – ненормальный!

– Стерва моя! – счастливо сказал он, не ожидавший от нее другого ответа.

Часть 2. «Стеклянный шар».

Почему время в чужих городах всегда тянется всегда так долго? И еще этот невыносимый питерский дождь, льющий уже пятые сутки!… Как надоело, как хочется домой! Мысль о доме напомнила, что вчера она не позвонила Егору, и он, наверное, с ума сходит, а сам позвонить не решился, потому что неизвестно, где именно может находиться любимая жена в момент звонка. Деликатный парень, помешать боится…

Взяв с тумбочки мобильный, Коваль набрала номер и через минуту услышала чуть хрипловатый голос:

– Да, слушаю!

– Привет, любимый! Ты меня ждешь?

– Девочка моя, доброе утро! – совершенно другая интонация, нежные, ласковые нотки появились, словно окутали вмиг теплым кашемировым пледом. – Почему ты так долго? Я ждал тебя еще вчера, машины в аэропорт гонял, а ты не прилетела. И не позвонила даже!

– Прости меня, я тут замоталась совсем с этим банком – не рада уже, что согласилась на их предложение! Но, кажется, сегодня все утрясется, наконец. В десять у меня встреча с председателем совета директоров, так что вечерним рейсом прилечу. Я так соскучилась, ты не представляешь себе! – призналась Марина, чуть не плача. – Надоел чертов Питер, ни за что не поеду больше!

– Детка, не расстраивайся так, сегодня вернешься, – успокаивал муж. – Жаль только, что я сам не смогу встретить тебя, работы очень много, все время в офисе провожу за бумагами.

– Ладно, не привыкать, – вздохнула она. – Лишь бы не сорвалось ничего, а то стройка в ходу, а денег нет почти.

– Сколько раз мы с тобой это обсуждали? – завелся с пол-оборота Егор. – Ведь я предлагал тебе взять деньги корпорации, так нет – гордая и независимая Коваль у мужа на мелкие расходы не просит! Она лучше к чужим дяденькам обратится, которые ее же и надуют в итоге!