Черная жемчужина императора
Шрифт:
– А ты кто такой, чтобы Зеро с тобой договаривался?
– захохотал мужчина.
– Шавка облезлая!
Он наклонился, поднял длинную толстую доску и легко перебросил ее через провал между площадками. Конец доски шлепнулся, взметая пыль, о край кладки, где стоял Засекин. Тот в ужасе попятился.
– Зеро хочет оказать тебе великую честь, шавка!
– торжественно произнес мужчина в очках.
– Сыграть с ним в игру «Кто первым сорвется»! Видишь доску?
Засекин зачем-то приблизился к провалу и заглянул вниз… там виднелись торчащие, словно копья, арматурные прутья. Если упасть на них с высоты пятого этажа, где он стоит, то…
– Не бойся,
– подбодрил его Зеро.
– Положись на волю провидения. Оно неподкупно. Становись на доску и иди вперед одновременно со мной, шаг в шаг.
– Но… как же, - съежился от страха Засекин, - как же мы разминемся? Мы же не сможем…
– Смотри-ка! Мозги продолжают работать, не слиплись от ужаса!
– усмехнулся Зеро.
– Правильно мыслишь: через провал перейдет только один из нас. Это будет честная игра. Предупреждаю! Захочешь повернуть назад, - тебя застрелят. Будешь стоять на месте, - тебя застрелят. Начинаем на счет «три»! Ты все понял?
Засекин почувствовал каждой клеточкой взмокшего от предсмертной дрожи тела, - человек в очках не шутит. Выбор невелик, - либо пуля, либо железные прутья внизу… либо чудесное спасение. Доска не так уж узка, если повезет…
И снова Зеро помешал ему додумать мысль до конца.
– Победителю достанется приз, - мрачно заявил он, поднял вверх прозрачный целлофановый пакет с деньгами.
– Здесь больше, чем ты просил! Доберешься до них, - они твои!
– и бросил пакет себе под ноги.
– Вы… сумасшедший… - выдохнул Засекин.
– Так и есть! Вперед, парень! Твое время истекло. Один… два… три!
Вне себя от дикого, стиснувшего сердце страха, Засекин поставил ногу на доску. А что, если она не выдержит двоих и сломается? Но ведь Зеро тоже рискует. Что заставляет его делать это? Второй шаг дался Засекину с огромным трудом… ноги словно свинцом налились, тело оцепенело в предчувствии неминуемой гибели. Еще шаг… доска скрипнула, прогнулась, взгляд Засекина непроизвольно упал вниз, на «копья»… «Господи!
– пронеслось в уме.
– Господи!» Но бог остался глух к его мольбам. Ноги Засекина дрожали, глаза застилал пот… или то была пелена смерти?
– Тебе привет от Юленьки, помнишь такую девушку, шавка?
– произнес кто-то огромный, черный, неотвратимо приближающийся к Засекину.
Тот покачнулся, тело изогнулось в мучительном усилии удержаться, руки хватали воздух… одна нога предательски дрогнула, оторвалась от доски… и Засекин полетел вниз… с коротким, похожим на всхлип, криком…
Лавринский замолчал. Альбина, все еще находясь под впечатлением его рассказа, потеряла ощущение реальности.
– Вы… - задохнулась она.
– Вы так все описали, как будто сами там были. Откуда… откуда вам стали известны эти подробности?
– Из разных источников, которые я не имею права разглашать, - серьезно ответил бывший прокурор.
– Что касается выразительности моего повествования… во-первых, будучи мальчиком, я посещал драмкружок; во-вторых, будучи юношей, пытался сочинять пьесы, так что с воображением у меня все в порядке. Ну, как я вас развлек?
– Значит, я слушала ваш вымысел?
– Не совсем, - улыбнулся Игорь Петрович.
– На той заброшенной стройке жил один бомж, - горький пьянчужка и завсегдатай помоек. В тот день он не добрел до своего убежища, уснул в кустах, а когда проснулся, стал невольным свидетелем сей драматической сцены. Учитывая происходящее, бомж затаился, боялся нос высунуть, бедолага. Хоть и пропащая у него жизнь, а и такую терять неохота. Я читал протокол допроса
– Его допрашивали?
– В качестве свидетеля. В отделение милиции поступил анонимный звонок по поводу трупа на стройке. Приехали криминалисты, взяли у бомжа показания - обычная процедура.
У Альбины пересохло в горле. Перед тем, как задать следующий вопрос, она прокашлялась:
– Что же получается… Зеро и… Альберт Ростовцев - одно и то же лицо?
– Я этого не говорил, - господин Лавринский поднял руки ладонями вперед, как будто отгораживаясь от столь смелой догадки.
– Свидетельство бомжа сильно смахивало на бредни алкоголика. Кто ему поверит? К тому же о Ростовцеве речь не шла. Бомж, как вы понимаете, не имел чести быть знакомым с Альбертом Юрьевичем.
– А телохранители Зеро? Их допрашивали?
– Никто не знал, присутствовали телохранители на самом деле или нет? Никто не мог похвастаться, что лично знаком с Зеро. Слухи, сильно приукрашенные воображением людей, - вот все, что о нем известно. Человек в очках спустился по лестнице вниз и ушел, а больше свидетель никого не заметил. Вопреки подозрениям о причастности Ростовцева, смерть Засекина квалифицировали как самоубийство, вызванное безвыходным положением, в которое он попал. К тому же всплыли данные о его психиатрическом диагнозе и та старая история.
– Школьная любовь?
– с принужденной улыбкой спросила Альбина.
– Скорее школьное убийство. Юля Коваль, как с пеной у рта доказывали адвокаты, нанятые папашей Бориса, своим издевательством и глумлением над чувствами и достоинством мальчика, довела его до состояния невменяемости. Дескать, у него с детства была неустойчивая, ранимая психика, и он, войдя в раж, не ведал, что творил! В это объяснение мало кто поверил. Но время берет свое, - пересуды затихли, люди получили новую пищу для размышлений и обратили свое внимание на другие скандальные происшествия. А когда спустя годы на стройке нашли тело Засекина, злые языки снова заговорили об Альберте и Юлии. Прямых указаний на Ростовцева, каких-либо улик, доказывающих, что он приложил руку к гибели Засекина, не обнаружилось, и следствие попыталось отработать версию об убийстве из-за долга, - дескать, с молодым человеком разобрались обманутые кредиторы, - но и эта версия отпала. Зеро вскоре исчез при загадочных обстоятельствах, - одни поговаривали, что он справил себе паспорт гражданина Кипра, перевел за границу капитал и был таков; другие утверждали, что Зеро убили конкуренты по игорному бизнесу. Словом, ни мертвого, ни живого Зеро больше никто не видел. Да и существовал ли наяву этот человек, или был всего лишь легендой, за которой скрывалось что-то другое, - никто достоверно ни подтвердить, ни опровергнуть не смог.
Благовещенск
Лейтенант Карнаухов вторые сутки сидел в архиве, чихал от бумажной пыли и надоедал старику Дежкину, ветерану сего важного государственного учреждения, которого здесь попросту называли дядей Васей. Кроме необычайной преданности архивному делу, дядя Вася обладал двумя бесценными качествами: неуемным трудолюбием и феноменальной памятью.
Карнаухов терпеть не мог рыться в бумажках, но родной дядька из Москвы обращался к Толику исключительно редко, и подвести его было никак нельзя. Поэтому лейтенант терпеливо перекладывал листок за листком, вздыхал, потирал ноющий затылок и с завистью поглядывал за окно, где по синему небу вольно бежали белые облачка. Наконец, отчаявшись, он встал, с хрустом потянулся и подошел к старику Дежкину.