Чёрная зима
Шрифт:
В гостиной, кроме целителя и его учениц, в дальнем углу, в кресле, сидел старик-эльф, глава пострадавшего семейства. Правда, в каком-то отношении сейчас он был не один: у ног его, то ли грея, то ли по привычке насторожённо лежали два громадных волка. Ирати немного удивилась: она уже знала об этом семействе, но всё же… В крепости использовали оборотней только как бойцов низшего уровня. А в этом семействе, кажется, привыкли к ним больше в качестве телохранителей?..
– Ирати, я поручаю тебе одного из пострадавших, - наконец решив проблемы с ученицами, обратился к Ирати целитель. – Ты будешь сидеть
– Поняла, - спокойно ответила Ирати, мысленно выдыхая: отец заранее знал, что так будет? Или он вложил собственное требование в сознание Ориса? Или всё гораздо проще – и правитель Итерри предупредил Ориса о появлении Ирати?
И, только отворачиваясь от целителя, Ирати неожиданно сообразила: Коранн уже не смертельно ранен! Возможно, он даже уже в сознании! А значит…
Она с трудом утихомирила своё желание немедленно побежать к двери его комнаты и под пристальным взглядом старика, угрюмо сидевшего в кресле, и его волков спокойно пошла в указанное Орисом место. В открытую дверь она даже не вошла и проскользнула. С одной стороны, хотелось сразу увидеть Коранна, с другой – она побаивалась разбудить его, если он всё ещё спит после исцеления некромагическими волнами…
Так и есть… Ирати осторожно, стараясь не стучать, подтащила к кровати раненого тяжёлый стул и села, тая дыхание. Коранн спал. Орис успел протереть ему лицо, чтобы избавить от кровавых брызг, с которыми выходили из юноши смертельные знаки…
Сейчас он совсем не был похож на того, кого запомнила Ирати после тех двух очень ярких встреч. Этот Коранн выглядел таким худым, словно его семья не просто убегала от нашествия вампиров-оборотней, а убегала несколько дней. Не спасала от впечатления долгого голода даже общая отёчность на его лице из-за синяков и порезов… Сумеет ли он вспомнить её после таких потрясений? Ирати задала себе резонный вопрос: «А нужно ли, чтобы он меня вспоминал? Ему бы сейчас… выжить!» Да. Он не должен напрягаться, вспоминая нечто, что сейчас для него чуждое, а все силы направить на то, чтобы вернуться к своему прежнему образу сильного молодого эльфа.
Взглянув на столик, поставленный рядом с кроватью, Ирати обратила внимание, что на нём есть не только чашки и кувшины с водой, но и маленькая кастрюлька. Взглянув на Коранна, не разбудит ли его неловким движением, Ирати потянулась к этой кастрюльке. Тихонько открыв крышку, повела носом над тёмным варевом.
Всё правильно. Чтобы юноша набирался сил, Орис напоил его отваром успокаивающих и даже слегка снотворящих трав. Зачем же отец прислал её сюда? Коранн будет долго ещё спать под воздействием трав.
Кастрюлька едва не выпала из резко ослабевших пальцев из-за шелеста с кровати:
– Я тебя знаю…
Ирати сглотнула, изо всех сил вцепившись в ручки посудины, а потом опомнилась и поставила её на столик. Выпрямилась, поражённая: «Он не уснул?»
Но шёпотом же ответила:
– Знаешь.
И всмотрелась в его лицо. Может, она зря откликнулась? Может, он слишком слаб, чтобы говорить? Ведь она только убрала знаковое присутствие смерти в его теле, но сам Коранн, хоть и не умирающий теперь, зато тяжело раненный, и ему всё равно трудно говорить – не то что вести беседу, о которой
– Откуда? Знаю? – настойчиво, хоть и тем же слабым шёпотом спросил юноша.
Ему, поневоле скосившемуся, трудно было смотреть на неё, сидевшую сбоку, поэтому девушка подвинула стул так, чтобы сидеть прямо перед ним. Тревога в его глазах сразу успокоилась, и теперь Коранн следил за ней полузакрытыми глазами.
– Я шла возле повозки во время летнего праздника, и ты взглянул на меня, - прошептала Ирати, обмирая: вспомнит? Нет? И добавила на всякий случай: - Ты был с сестрой… И вы быстро ушли.
– Пить… - прошелестел юноша.
Ругая себя: видела же его белесоватые от пересохлости губы – Ирати быстро встала и, немного поколебавшись, наполнила пустую чашку именно отваром Ориса. Как бы её ни хотелось поговорить с Коранном, но его состояние требовало большего покоя, чем юноша сейчас ощущал.
Она пересела на краешек его кровати и помогла чуть-чуть приподнять голову, чтобы удобней было поить его. Он пил, и девушка видела, как он поверх края чашки продолжает разглядывать её. Она даже начинала смущаться его неожиданно проницательного взгляда, для его плачевного состояния довольно странного.
– Ты… хочешь, чтобы я уснул?
– Нет. Не хочу. Но так будет лучше для тебя.
– Я вспомнил тебя – в лесу.
Ирати недоверчиво посмотрела на него. Вспомнил? Тот случай, когда они узнали имена друг друга?
– Заросли папоротника… - выдохнул он, пытаясь продраться сквозь боль потрескавшихся губ и улыбнуться ей. – Тебя зовут… папоротниковые заросли … Ирати… Ты сидела в вереске, прекрасная, как таинственный цветок папоротника… Ирати…
Девушка прикусила губу. Вот как он её запомнил! Её имя и в самом деле значило именно это – заросли папоротника. Но имя это древнее – для сегодняшнего времени. А он знает. Значит, их семья и впрямь жила очень замкнуто – настолько, что он знает старинные имена и их значения?
И вдруг испугалась. А имя – его? Оно – тоже древний отголосок современного слова. Но какого слова… Не потому ли отец (начинала она подозревать) послал её к нему? Но почему? Зачем? С какой целью именно она должна быть рядом с юношей, носящим королевское имя?.. Или имя здесь не при чём?
– Ты испугалась… меня, - шёпотом сделал он неправильный вывод.
– Не тебя, - покачала она головой, стараясь забыть об отце и его непонятных , а потому пугающих намерениях и думать только о состоянии Коранна.
– Имя… - прошептал он. – Ты испугалась, потому что… не помнишь меня.
От неожиданности Ирати улыбнулась.
– Ты Коранн, - вполголоса сказала она. – Так назвала тебя сестра – в вереске.
– И ты запомнила.
– Я запомнила.
– Тогда я усну.
Она снова улыбнулась – уже его странной логике. Но поняла, о чём он. Его волновало, помнит ли она то, что помнит он. И, когда он узнал необходимое, успокоился.
Ирати осторожно укрыла его тонким шерстяным одеялом, подтащив его так, чтобы согреть его. По сопению она догадалась, что в комнате, где камин был раскалён до предела, Коранн, тем не менее, мёрз. Из-за физической слабости и ран. Из-за вынужденной неподвижности.