Чёрная звезда
Шрифт:
Новости и впрямь не порадовали. Барыга Снул был вчера в городе, а там творилось такое!.. Наверху, оказывается, случилось что-то совсем из рук вон, отчего все – снаги-полукровки, торгаши-эрбидеи, подземный ремесленный люд – дружно постановили уходить глубже под землю. Это очень не понравилось Главному смотрителю, и он тут же велел перекрыть Входы. И главные, и второстепенные. Не забыл про Гнилой Лаз, Чёртову Дыру и даже про Задницу Преисподней. Усиленные отряды смотрителей и даже снагов отправились искать нарушителей. Известно же, что перво-наперво следует делать, если беда: кого-нибудь хватать и наказывать. Вот такие дела нынче творились в Подземске-69, 70 и 71. И в других тоже, наверное.
– Так
И правда, о плохом как-то не думается, когда похлёбка навариста и вкусна, соли в солонице с горкой, а свежего хлеба на столе вволю и нарезан он толстыми ломтями… Правда, на людской взгляд, с местным хлебом было что-то неправильно. Да, пышен, ноздреват, и корочка вроде румяная… Но нет в нём той силы, той основательности, причастившись которой можно и в пахоту на весь день, и в пляску до утра, и в смертный бой до победы… Другой мир, другая жизнь, другой хлеб…
Когда Дух с Кресяней снова взялись за свои мешки, на столе появилась здоровенная, с четверть наверное, хрустальная бутыль. Пробку запечатывало хитрое массивное клеймо. Внутри дрожали явственно различимые радуги.
– Это вам, – упорно обращаясь к одному только Славке, не без гордости сказал Дух-с-Бугра. – Радужка что надо, плохой Барыга не держит… И Киске дать не забудьте, как проснётся. На нас не смотрите, нам оно не надо… Ну, что застыли-то? Давайте открывайте.
Страшное с виду лицо зримо лучилось радостью. Дескать, боги свидетели, хорошее дело сотворил, ещё один грех снял с души…
– Благодарствуем, – отозвался за всех Стригун и взялся за пробку. – А наливать сколько?
Чего только не держал он в руках! Случалось, пил сшибающее с ног молочное вино, пробовал туманящую разум мандрагоровую настойку и заморский, сладкий как мёд, пьянящий сироп… а вот молодильной водицы не доводилось. Сколько раз видел радугу, но чтобы её пить…
– Это по обстоятельствам. Но чем больше, тем лучше, не отравишься, – пожал костлявыми плечами Дух. – Иные твари, например, – он взглядом указал куда-то вниз, – говорят, даже купаются в радужке. А что им не купаться, если у них её хоть залейся, это другим они втридорога продают…
Разноцветной влаги досталось всем, не исключая и Снежки, строго поровну. На вкус – ничего необычного, вода и вода. Даром что из хрустальной бутыли.
– Бутыль не выкидывайте, она цену имеет, – посоветовал Кресяня и принялся вытаскивать из мешка длинные плащи с капюшонами. – В городе всем нам ходить лучше вот в этом… А то увидит смотритель, – он указал на Лося, по-прежнему облачённого в сверкающую парчу, – прицепится, потребует бирку. И всё… кабы не в забой. Всё ясно, любезные?
Сейчас он очень напоминал опытного десятника среди новобранцев. Занятого объяснением написанного кровью устава.
– Неясно только одно, – хмуро проговорил Славко, посмотрел поочередно в глаза Духу, Кресяне, Кудяне. – Почему вы нам помогаете? Мы ведь вам не родня, взять с нас нечего… Так почему?
И правда, почему? Времена справедливых волшебников и добрых сказок со счастливым концом вроде бы давно миновали…
– Сейчас поймёшь. – Дух переглянулся с Кресяней и Кудяней, и Славке показалось, будто в его глазах блеснула влага. – Глубоко-глубоко, на третьем ярусе этого гадюшника, есть одно местечко… Называют его кто разделочной, кто живодёрней… Так вот, именно там, – Дух вдруг резко побледнел, судорожно сглотнул, – снаги и творят искусственные создания на потребу свою. Как творят?
Кудяня завязал свой мешок и уже с обычной ухмылкой посмотрел на Духа:
– Ну что, чудовище, пойдём грибочки собирать? Пока другое чудовище, Барыга наш, даёт за них хорошую цену…
Плакучий туман
Помимо грибных плантаций, у Духа имелись в хозяйстве обширные, неприметные в кустарнике посадки синих цветов. Вырастали они размером с подсолнечник, только видом были скорее как мак, а на прикосновение отзывались движениями зазубренных шипов. Молочный сок быстро застывал, давая бодрящий порошок. Листья, стебли и воздушные корни тоже без остатка шли в дело – их Барыга Снул скупал на вес и куда-то переправлял. А собирать цветы следовало непременно ночью, и не просто ночью, а под утро, когда сдувало плакучий туман. Работали в толстенных неудобных рукавицах и плотных повязках до самых глаз. Пыльца синих маков была ядовита.
Ночь была уже на исходе, близилось утро. Наверху в тени облаков, там, где днём горел Змеиный глаз, тлело мутное белёсое свечение, растекавшееся, как дым. Бледные отсветы падали на скучную равнину, на лысые, в обломках скал, холмы… на странную разномастную компанию, гуськом продиравшуюся сквозь кусты.
Дух-с-Бугра первым, Славко замыкающим. Все чутко вслушивались в полутьму.
– Тихо… – Дух вдруг остановился, понюхал воздух и очень властно, даром что тонко, велел: – Люди, делай как я.
Быстро накинул капюшон, опустился на корточки и жестом велел всем замереть.
Как выяснилось, весьма вовремя. Откуда-то слева надвигался туман. Серый, плотный, сплошной стеной от неба до земли. Его называли плакучим, потому что по сути своей это был не туман, а как бы непролившийся дождь. На первый взгляд ничего страшного. Всего-то набухшая влагой тёплая пелена. Однако, если застанет врасплох, промокнешь насквозь. А вот в плаще под толстым капюшоном можно и пересидеть – спасибо Духу-с-Бугра.
Нахлынула серая, ощутимо плотная стена, закутала с головой, пролилась мириадами брызг, ослепила… и начала редеть на глазах. Прокатилась как волна, ушла к далёкому горизонту. Остались чисто вымытые холмы, отсвечивающие влагой камни, бесчисленные росинки, играющие на травах и кустах. Красота!
Любоваться, впрочем, было недосуг.
Дух-с-Бугра выпрямился, откинул мокрый капюшон и пошагал знакомой тропкой вперёд, направляясь к острому обломку скалы. Сразу за ней начиналась обширная поляна. Здесь и росли синие маки. Дружно, плотно, высотой в человеческий рост. Они казались живой ратью, поклявшейся дорого продать свои жизни. Ну да и Дух с товарищами не разговоры разговаривать сюда пришли. Они тоже снарядились как в битву: плотные повязки до глаз, кожаные рукавицы по локоть, острые изогнутые ножи с волнистыми лезвиями.