Черниговцы (повесть о восстании Черниговского полка 1826)
Шрифт:
Май 1812 года был в Петербурге чудесный — теплый и солнечный. Уже покрылись листвой старые, петровские дубы в Летнем саду. Белые пушинки от цветущих деревьев носились по воздуху и ложились на аллеи сада, по которым часто бродили вдвоем Сергей и Матвей. Они любили сходиться по вечерам в Летнем саду, делясь своими надеждами и мечтами. На светлом вечернем небе мерцали редкие звезды, а среди них торжествующе блистала огромная хвостатая комета, залетевшая из бесконечных пространств. Эта комета возбуждала различные толки в народе.
Как-то Сергей прохаживался один вдоль решетки в той части сада, которая выходит на Фонтанку. Инвалидный солдат, подчищавший дорожку, проговорил, обращаясь к нему и кивая на небо:
— Гляди-кось, что деется!
Сергей улыбнулся в ответ.
— Эх, барин, ваше благородие! — сказал
Сергей прошел дальше и сел на скамейку. На душе у него было молодо и счастливо, и эта комета с длинным хвостом не пугала его: она говорила ему о чем-то необыкновенном — таинственном и прекрасном.
…Между тем надвигалась военная гроза. Наполеон был наверху своего могущества. Он породнился с древнейшей династией Габсбургов: развелся со своей женой Жозефиной Бо-гарнэ и женился на эрцгерцогине Марии Луизе, дочери австрийского императора, которого он принудил после победы под Ваграмом заключить союз. Он по произволу назначал королей и герцогов и смещал их при малейшем неудовольствии, межевал Европу по своему усмотрению, не обращая внимания на трактаты и права народов. Для своего брата Жерома он выкроил в самом сердце Германии особое Вестфальское королевство-братьев Людовика и Иосифа посадил королями — одного в Голландию, другого в Испанию; маленького сына от Марии Луизы назвал королем Рима; своего пасынка Евгения Богарнэ, сына Жозефины от ее первого брака, сделал вице-королем северной Италии, а своему маршалу Мюрату подарил Неаполитанское королевство, предварительно женив его на своей сестре Каролине.
Германские короли и герцоги искали его милости и трепетали перед ним из боязни лишиться своих владений. Никто из них и помыслить не смел, чтобы хоть в чем-нибудь перечить всесильному императору, повелителю Европы, знаменитому полководцу, никогда еще не знавшему поражений.
Только две страны в Европе не склонялись перед властью Наполеона: Англия, огражденная морем, и Россия, ничем не огражденная, кроме прославленной храбрости своих солдат. Для того чтобы одолеть Англию, надо было покончить с Россией. Союз, заключенный в Тильзите в 1807 году, был непрочен: он оказался выгоден для Наполеона, но невыгоден для России. Помещики роптали на стеснения в торговле, из-за которых нельзя было достать кофе, чая и других привозных товаров.
Патриотические чувства оскорблялись бесцеремонным поведением французского посланника Коленкура. Наполеон твердил о мире и посылал императору Александру письма с уверениями в неизменной дружбе, а между тем понемногу придвигал свои войска все ближе и ближе к русским границам: война становилась неизбежной.
В начале мая 1812 года Наполеон приехал в Дрезден. Туда же прибыли и новые его союзники — император австрийский с семейством и король прусский с наследным принцем.
Взоры всех были обращены на Наполеона. Короли, герцоги, принцы со страхом ловили каждое его слово и движение, от которых, казалось, зависели судьбы мира. Беспримерное возвышение Наполеона, слепое повиновение подвластных ему стран, огромные его армии, закаленные в боях и убежденные в его непобедимости, — все это до такой степени исполнило его высокомерием, что он перестал принимать в расчет возможность какой-нибудь неудачи. Он считал себя выше всяких случайностей.
Наконец грянула война: 12 июня Наполеон перевел свои войска через Неман и вторгся в пределы России. Он вел за собой восьмисоттысячную прекрасно вооруженную армию. Кроме французов, составлявших ее ядро, тут были и австрийцы, и пруссаки, и саксонцы, и поляки, и итальянцы, и другие народы. Вся Европа под предводительством гениального полководца, упоенного славой бесчисленных побед, шла на Россию. И разве можно было надеяться на спасение? Казалось, приходит конец.
Петербургская и московская знать всполошилась — боялись Наполеона, а еще больше того, что, воспользовавшись военными обстоятельствами, выйдут из повиновения страдавшие под игом рабства крестьяне. Не смея говорить прямо, многие старались воздействовать на императора Александра, чтобы он заключил мир. Другие, напротив, проповедовали народную войну, собираясь в то же время уехать в свои дальние деревни. Но лучшие люди из дворян не теряли мужества: те, которые способны были держать в руках оружие, готовились умереть за отечество, а те, что были
Матвей и Сергей со всей пылкостью юности отдались этой волне патриотизма, прокатившейся по всей стране, от края до края. Сердце их было охвачено страстным гневом. Когда-то они видели в Наполеоне героя. Теперь он не возбуждал в них ничего, кроме ненависти.
Там, в Париже, он мог соблазнить их детское воображение своим показным величием, но теперь он их не обманет. Они видят, что он собой представляет. Он уничтожил свободу в собственной стране, поработил Европу, а теперь готовится поработить и их родину. Он преследовал Бенжамена Кокстана и госпожу Сталь [16] . От подчиненных ему стран он требовал солдат и денег. Он ограбил национальные сокровища Италии — ее картины и статуи. Он расстрелял нюрнбергского книгопродавца Пальма, издавшего книгу «Германия в своем унижении», за то, что тот не хотел назвать имя автора. Нет, это не герой, а тиран, деспот, захватчик! О, не удастся ему нас покорить! Русский народ покажет себя. Узнает захватчик, что значит народная война! Оба — Матвей и Сергей — с восторгом стремились на поле сражений, туда, где решаются судьбы отечества. Перед ними носились образы Минина и Пожарского; они гордились, что участвуют в такой же, как тогда, великой народной войне.
16
Бенжамен Констан и госпожа Сталь — французские писатели либерального направления, сторонники конституционной монархии.
…Сергей со своей саперной работой был прикомандирован к корпусу генерала Тучкова. Под огнем неприятеля он с необыкновенной быстротой и величайшим старанием производил все необходимые мостовые, дорожные и другие инженерные работы, за что не раз получал благодарность от начальника Инженерного корпуса генерала Ивашева. Солдаты любили его и даже гордились им.
«Поискать такого командира, как наш! — говорили они. — Совсем молоденький, а дело лучше всякого разумеет!»
Войска отступали от Смоленска, и вместе с ними, без всяких распоряжений свыше, уходили жители. Купцы жгли свои лавки, крестьяне — все, чего не могли забрать с собой. У всех мысль была одна: ничто не доставайся врагу, не иметь ему на русской земле ни пристанища, ни покоя! Никто не приказывал вооружаться народу, а народ уже вставал и действовал как умел и как мог. Вооружались чем попало: топор так топор, коса так коса, а то и штык, прикрученный к дубине, или древко с вбитым в него большим гвоздем. У некоторых — охотничьи ружья или взятые у господ старые пистолеты. Сами собой составлялись партизанские отряды. Они скрывались в лесах и ловили французских фуражиров [17] , если те слишком далеко заходили в поисках провианта. Разгоралась народная война.
17
Фуражиры — посланные за снабжением (фуражом).
Однако царское правительство не слишком благосклонно смотрело на движение среди народа. Местному начальству даны были секретные указания всячески препятствовать вооружению крестьян. Мало ли что! А вдруг они потом обратят оружие против помещиков?
Однажды в избу к полковнику Давыдову, командиру гусарского полка, явился взволнованный городничий из Дорогобужа и сообщил, что в имении помещика Лыкошина оставшийся там бурмистр Игнатий Никитин самовольно вооружает крестьян. Тут же присутствовал и Сергей, квартировавшим вместе с Давыдовым.
— А где сам помещик? — спросил Давыдов, переглянувшись с Сергеем.
— Были в ополчении, они поручики. А где они теперь неизвестно, — ответил городничий. — У них есть другое имение — надо быть, за Москвой.
— Ага, понимаю, — сказал Давыдов, улыбаясь в усы. Потомок древних бояр, а сам какой-нибудь коллежский регистратор… Пощеголял месяц на Тверском бульваре гремучими шпорами, а затем укатил подальше от греха и теперь где-нибудь в Тамбове прыскается духами, пляшет, геройским видом барышень прельщает. Знаем. Ну-с, а вы, ваше благородие, зачем, собственно, себя побеспокоили?