Чернильная смерть
Шрифт:
Он стоял рядом с Сажеруком и, в отличие от всех остальных, нисколько не выглядел подавленным. Конечно, какое Фариду дело до того, что ее отец скоро окажется в руках Свистуна? Сажерук вернулся. Больше его ничто не интересовало. И так будет всегда.
Сланец капнул расплавленным воском на пергамент, и Мо приложил к воску печать, которую вырезал для книги с рисунками Резы. Голова единорога. Печать переплетчика на обещании разбойника. Мо отдал письмо Сажеруку, обменялся несколькими словами с Резой и Черным Принцем и подошел к Мегги.
Когда она была маленькая, ростом ему
«Мо, как выглядит Смерть? — спросила она отца, когда он вернулся. — Ты правда ее видел?» Похоже, воспоминание не вызывало у него страха, но взгляд его сразу унесся в такие дальние дали… «Она является в разных образах, но у нее женский голос…»
«Женский голос? — удивленно переспросила Мегги. — Странно, что Фенолио не придумал чего-нибудь, чтобы не отдавать такую важную роль женщине!» Мо рассмеялся: «Не думаю, Мегги, чтобы роль Смерти написал Фенолио».
Она не подняла глаз, когда он подошел.
— Мегги! — Он взял ее за подбородок, так что ей пришлось-таки на него взглянуть. — Ну не гляди так хмуро! Прошу тебя!
За его спиной Черный Принц отвел в сторону Баптисту и Дориа. Мегги догадывалась, какие он дает указания. Принц посылает их в Омбру с вестью для отчаявшихся матерей — Перепел не бросит похищенных детей в беде. «Да, бросит он только свою родную дочь», — думала Мегги и не сомневалась, что Мо читает упрек в ее глазах.
Он молча взял ее за руку и потянул за собой — прочь от палаток, от разбойников, от Резы, все еще стоявшей у костра. Мегги увидела краем глаза, что мать стирает чернила с пальцев — Сланец наблюдал за ней с глубоким состраданием на стеклянном личике, — стирает и стирает без конца, словно хочет стереть и те слова, что перед тем написала.
Мо остановился под дубом, ветви которого накрывали лагерь, как сводчатый потолок. Он взял руку Мегги и провел по ней указательным пальцем, словно удивляясь, какая она стала большая. Хотя руки у были по-прежнему намного меньше, чем у него, девичьи руки…
— Свистун тебя убьет.
— Нет, не убьет. А если попытается, я сумею ему показать, каким острым бывает нож переплетчика. Баптиста сошьет мне новый потайной карман — и, честное слово, я с удовольствием опробую лезвие на этом детоубийце.
Лицо его потемнело от ненависти. Перепел.
— Нож не поможет. Он тебя все равно убьет.
Как глупо звучат ее слова — словно детское упрямство. Но она так боится за него.
— Погибло трое детей, Мегги. Попроси Дориа, пусть он тебе расскажет, как они гнали их в замок… Они поубивают их всех, если Перепел не явится.
Перепел. Он делает вид, будто говорит о другом человеке. За дурочку он ее, что ли, считает?
— Это не твоя история, Мо! Пусть детей спасает Черный Принц!
— Как? Свистун перебьет их всех при первой же попытке.
Его глаза горели гневом. И Мегги впервые поняла, что Мо отправится в замок не только для того, чтобы спасти живых детей, но и чтобы отомстить за погибших. От этой мысли ей стало еще страшнее.
— Ладно, предположим, что ты прав. Может быть, другого пути и правда нет, — сказала
Казалось, все это было вчера: Огненный Лис втолкнул ее в камеру к отцу… Неужели Мо забыл, как облегчила она ему тогда заточение своим присутствием? Как спасла его с помощью Фенолио?
Нет, конечно. Но Мегги достаточно было взглянуть на него, чтобы понять: на этот раз он пойдет один. Совсем один.
— Помнишь истории о разбойниках, которые я тебе когда-то рассказывал?
— Конечно. Они все плохо кончались.
— А почему? Всегда по одной и той же причине. Потому что разбойник бросается защищать того, кого любит — тут-то его убивают. Разве не так?
Какой хитрец! Наверное, и Резе он сказал то же самое. «Но я-то знаю его лучше, чем мама, — думала Мегги, — и историй я помню больше».
— А помнишь балладу «Разбойник»? — спросила она.
Элинор без конца читала ей эти стихи и вздыхала:
«Ах, Мегги, жаль, что это читаешь не ты! Не дай Бог, твой отец услышит, но мне бы так хотелось увидеть этого разбойника у себя в прихожей!»
Мо откинул ей челку со лба.
— А что?
— Там любимая девушка предостерегает его от солдат, и он успевает скрыться! Дочери тоже так умеют.
— О да! Дочери отлично умеют спасать отцов, уж в этом-то я убедился. — Мо невольно улыбнулся. Как она любит его улыбку! А если она видит ее в последний раз? — Но ты ведь, наверное, помнишь и то, чем эта история заканчивается для девушки?
Мегги, конечно, помнила. «Мушкет громыхнул в лунном свете, И грудь разорвал в лунном свете. Ей смерть — но сигнал для него». А разбойника солдаты в конце концов тоже убили. «Лежит он в крови на дороге, у горла из кружев цветок».
— Мегги…
Она повернулась к нему спиной. Ей не хотелось больше его видеть. Не хотелось больше за него бояться. Ей хотелось только сердиться на него. Как на Фарида.
Как на Резу. Когда кого-то любишь, от этого одна боль. Одна боль.
— Мегги! — Мо схватил ее за плечи и повернул к себе. — Предположим, я не поеду в замок, и как тебе понравится новая песня, которую скоро запоют в Омбре? «В одно прекрасное утро Перепел исчез, и больше его никто никогда не видел. А дети Омбры погибли, как и их отцы, no ту сторону Непроходимой Чащи. Змееглав же навеки остался правителем этой земли благодаря Пустой Книге, которую переплел ему Перепел».
Да, он прав. Это страшная песня. Но она знает ещё страшнее: «А Перепел отправился в замок, чтобы спасти детей Омбры, и погиб там. И хотя Огненный Танцор писал его имя огненными буквами на темных небесах, так что звезды твердили его каждую ночь, дочь Перепела никогда больше не видала отца». Да. Так оно и будет. Но Мо слышалась другая песня. — На этот раз Фенолио не напишет для нас хорошего конца, Мегги! — сказал он. — Я сам должен его написать — делами, а не словами. Только Перепел может спасти детей. И только он может вписать три слова в Пустую Книгу.