Чернильно-Черное Сердце
Шрифт:
Морхауз: лол да, я понял тебя
Аноми: что ты думаешь о Баффипоус?
Морхауз: никогда с ней не разговаривал
Морхауз: мне написать ей или ты сам это сделаешь?
Морхауз: от тебя будет больше пользы.
Аноми: почему ты вдруг такой услужливый?
Морхауз: лол просто счастлив, что Вилепечора и ЛордДрек ушли, бвах
Морхауз: ты объяснил им причину или просто вырвал у них почву из-под ног, когда они меньше всего этого ожидали?
Аноми: немного и того, и другого
Морхауз: отлично
Аноми: Я рад, что ты счастлив. На самом деле. Я
Морхауз: с тобой на 100%
Аноми: Хорошо, я озвучу этим двоим.
Аноми: Увидимся позже
Морхауз: чао, бвах
<Аноми покинула канал>
<Морхауз покинул канал>
<Приватный канал закрыт>
Глава 62
Он оставил ее, но она последовала за ним.
Она думала, что он не выдержит,
когда она оставила свой дом ради него,
смотреть на ее отчаяние.
Летиция Элизабет Лэндон
Она сидела одна у очага.
Когда Страйк позвонил Райану Мерфи, чтобы опознать Оливера Пича как игрока “Игры Дрека”, а Чарли Пича как претендента на роль человека, который пытался завербовать Уолли Кардью, он получил громкое “черт!” за свои старания.
— Ваши друзья?
— Мы брали интервью у обоих три месяца назад, — сказал Мерфи. Страйк услышал стук в дверь и предположил, что Мерфи принимает звонок в укромном месте. — Они оба состоят в Братстве Ультима Туле — полагаю, вы знаете о Братстве?
— Отступления одинистов и репатриация евреев?
— Именно, но мы не нашли никаких доказательств того, что они связаны с взрывами или преследованием в Интернете. Значит, они участвовали в той кровавой игре, да?
— Оливер был, — сказал Страйк. — Не могу быть уверен насчет Чарли, но я бы сказал, что шансы есть, учитывая, что два модератора ушли сразу после того, как Оливер попал на железнодорожные пути, и эти два модератора выглядели как близкие приятели, судя по тому, что выяснила Робин.
— У нас есть игрок в этой игре уже несколько недель, но он так ничего и не узнал. Это правило анонимности чертовски удобно.
— Могло быть создано специально для террористов, — согласился Страйк.
Через два дня Мерфи перезвонил Страйку с вежливым сообщением. Старший брат Пич, Чарли, был снова допрошен, но уже в осторожной форме.
— Он все отрицает, — сказал Мерфи. — Передал свой ноутбук и телефон, и там ничего нет. У него есть другие, лучше спрятанные. Парень умный, каким бы он ни был.
— Кто-нибудь допрашивал Оливера? Он кажется мне слабым звеном. Использовать анаграмму своего имени было чертовски глупо.
— Он все еще в больнице, и врачи не хотят, чтобы мы с ним разговаривали. Ему пришлось сделать срочную операцию, чтобы остановить кровотечение в мозге. Их старик отбрыкивается. Было много разговоров о друзьях в высших кругах и судебных разбирательствах.
— Не сомневаюсь, что так и есть, — сказал Страйк.
— Он странный ублюдок, этот отец. Жена выглядит как мумия. В любом случае, я буду держать связь — должен сказать, ваша помощь в этом деле была неоценима. Кстати, с ней
— Робин? Да, она в порядке. Прячется дома по моему указанию.
— Наверное, сейчас это разумно, — сказал Мерфи. — Что ж, передай ей привет.
— Хорошо, — сказал Страйк, но забыл об этой просьбе, как только положил трубку.
После того как имя Робин стало известно СМИ, в офисе раздались звонки с просьбами дать интервью о ее действиях на станции Таможенный дом. По указанию Страйка Пэт отвечала на все запросы одним и тем же заявлением: “Мисс Эллакотт рада, что помогла спасти мистера Пича, но дальнейших комментариев давать не будет”. Глубина голоса Пэт заставила нескольких журналистов предположить, что они разговаривают со Страйком, и поинтересоваться ее мнением о награждении Робин, а также Мохаммеда “Мо” Назара гражданскими наградами за храбрость. Страйк не удивился, хотя и был раздосадован тем, что именно фотография симпатичной молодой белой женщины стала главной в таблоидах, освещавших этот инцидент. Он мог только надеяться, что допрос Чарли Пича наложит временный мораторий на деятельность террористической группы, и попытался забыть или хотя бы отложить в сторону свои опасения по поводу возможного возмездия. Это несколько облегчалось тем, что в среду у агентства, которое, казалось, уже очень долго ждало хоть какого-то перелома в текущих делах, их вдруг стало два.
Во-первых, домработница на Саут-Аудли-стрит провела очередную тщательную проверку на наличие оборудования для наблюдения и на этот раз изъяла черную камеру с объективом “рыбий глаз”. Не найдя механизма ее выключения, она положила ее в сумочку и взяла с собой в ресторан, где ее ждал Фингерс, за которым скрытно наблюдал Натли. Как будто приглашение домработницы на ужин было недостаточно подозрительным, учитывая, что Фингерс обычно ассоциируется ни с кем иным, как с детьми сверхбогатых, он завладел женской сумочкой и путем ощупывания ее темных внутренностей сумел выключить камеру, не показав своего лица.
— Очевидно, она в этом замешана, — сказал Натли, позвонив Страйку, чтобы сообщить о том, что только что произошло. Голос его, как всегда, звучал безмерно самодовольно. Страйк старался не чувствовать себя уязвленным этим утверждением чертовски очевидного, и эта задача ничуть не облегчалась тем фактом, что следующими словами из уст Натли были: — Надо бы и к ней кого-нибудь приставить.
— Хорошая идея, — сказал Страйк, стараясь не показаться саркастичным. — Что ж, отличная работа, Натли, самое время рассказать что-нибудь клиенту.
Час спустя Барклай позвонил из Хэмпстеда.
— Парень Апкотта чист.
— Откуда ты знаешь?
— Просто проследил за ним до аптеки и обратно. Ни телефона, ни iPad, руки в карманах всю дорогу туда и обратно, а Робин говорит, что Аноми был активен в игре последний час.
— Лучшего времени и не придумаешь, — сказал Страйк и продолжил объяснять результаты утреннего наблюдения за Фингерсом.
... поэтому я узнаю у клиента домашний адрес экономки, и ты сможешь переключиться на нее.