Фонтан в пустынном сквере будет сух,и будет виться тополиный пух,а пыльный тополь будет неподвижен.И будет на углу продажа вишен,торговля квасом и размен монет.К полуднюна киоске «Пиво – воды»появится табличка «Пива нет»,и продавщица,мучась от зевоты,закроет дверь киоска на засов.Тут стрелка электрических часовпокажет час,и сразу полвторого,и резко остановится на двух.И все вокруг замрет,оцепенеет,и будет четок тополиный пух,как снег на полотне монументальном.И, как на фотоснимке моментальном,недвижно будет женщина стоять,и, тоненький мизинец оттопырив,держать у самых губ стакан водыс застывшиминедвижнопузырьками.И так жеза табачными ларькаминедвижна будет очередь к пивной.Но тут ударит ливень проливной,и улица мгновенно опустеет,и женщина упрячется в подъезд,где очень скоро ждать ей надоест,и, босоножки от воды спасая,она
помчит по улицебосая,и это будет главный эпизод,где женщина бежит,и босоножкиу ней в руках,и лужи в пузырьках,и вся она от ливня золотится.Но так же резко ливень прекратится,и побежит по улице толпа,и тополя засветится вершина,и в сквере заработает фонтан,проедет поливальная машина,в окно киоска будет солнце бить,и пес из лужи будет воду пить.
Сон о забытой роли
Мне снится, что в некоем зале,где я не бывал никогда,играют какую-то пьесу.И я приезжаю туда.Я знаю, что скоро мой выход.Я вверх по ступеням бегу.Но как называется пьеса,я вспомнить никак не могу.Меж тем я решительно знаюпо прихоти сна моего,что я в этой пьесе играю,но только не помню – кого.Меж тем я отчетливо помню —я занят в одной из ролей.Но я этой пьесы не знаюи роли не помню своей.Сейчас я шагну обреченно,кулисы раздвинув рукой.Но я не играл этой ролии пьесы не знаю такой.Там, кажется, ловят кого-то.И смута стоит на Руси.И кто-то взывает: – Марина,помилуй меня и спаси!И кажется, он самозванец.И кто-то торопит коней.Но я этой пьесы не знаю.Я даже не слышал о ней.Не знаю, не слышал, не помню.В глаза никогда не видал.Ну разве что в детствекогда-то подобное что-то читал.Ну разве что в давние годы,когда еще школьником был,учил я подобное что-то,да вскоре, видать, позабыл.И должен я выйти на сценуи весь этот хаос облечьв поступки, движенья и жесты,в прямую и ясную речь.Я должен на миг озаритьсяи сразу, шагнув за черту,какую-то длинную фразулегко подхватить на лету.И сон мой все время на грани,на крайнем отрезке пути,где дальше идти невозможно,и все-таки надо идти.Сейчас я шагну обреченно,кулисы раздвинув рукой.Но я не играл этой ролии пьесы не знаю такой.Я все еще медлю и медлю.Но круглый оранжевый светко мне подступает вплотную,и мне уже выхода нет.
«Собирались наскоро…»
Собирались наскоро,обнимались ласково,пели, балагурили,пили и курили.День прошел —как не было.Не поговорили.Виделись, не виделись,ни за что обиделись,помирились, встретились,шуму натворили.Год прошел – как не было.Не поговорили.Так и жили – наскоро,и дружили наскоро,не жалея тратили,не скупясь дарили.Жизнь прошла – как не было.Не поговорили.
Воспоминанье о куске сала
Правый берег рекивозвышался над нашим,над левым,и мы сейчас были как на ладонина нашем отлогом,песчаном,у этой реки,где редкая птицадолетает до середины,и нас засекли у самой воды,и снаряды стали ложитьсяближе,и мы побежали —мы добежалидо первой воронкии нырнули в нее,и снаряд разорвался рядом,немного не долетев,а потом позадии справа,и песок нас слегка присыпал,и надо было бежать,и тогдаодин из нас вытащил салоиз кармана шинели,и мы стали есть егожадно и торопливо,хотя надо было бежать.Сало было розовым и соленым,веснушчатым и конопатымот песка и махорки,мы ели его жадно и торопливо,почти проглотили,и тогда мы выскочилии побежали,и пробежали совсем немного,когда снаряд,наконец,угодилв ту спасительную воронку,где мы перед тем сидели.Сало было розовое,как младенец,розовое и веснушчатое,как наш старшина после бани,этакий рыжий верзилас нахальной ухмылкой,некто хохочущий,некто ликующе розовощекий,этакий улыбающийсягосподин в цилиндре,некий факирпо имени Сало,господин Сало,ах, господин Сало…
«Горящими листьями пахнет в саду…»
Горящими листьями пахнет в саду.Прощайте,я больше сюда не приду.Дымится бумага,чернеют листы.Сжигаю мосты.Чернеют листы,тяжелеет рука.Бикфордовым шнуромдымится строка.Последние листья,деревья пусты.Сжигаю мосты.Прощайте,прощальный свершаю обряд.Осенние листья,как порох, горят.И капли на стеклах,как слезы, чисты.Сжигаю мосты.Я больше уже не приду в этот сад.Иду,чтоб уже не вернуться назад.До ранней,зеленой,последней звездысжигаю мосты.
Время улетающих птиц
Фрагменты сценария
Южный
город. Море и песок.Берег пляжей. Выжженная зона.Остаются считанные днидо конца курортного сезона.Человек,распятый на песке.Он сейчас похож на Робинзона.Человек,лежащий у воды,не спеша песок ладонью роет,на песке песочный домик строит,крепость воздвигает на песке.В это время женщина приходит,по песку ступая, как по морю.Женщина с мужчиной на песке,но мы видим —женщина уходит,по песку ступая, как по морю.Женщина с мужчиной на песке,но уходит женщина,уходит.Час проходит или день проходит —женщина с мужчиной на песке,и все дальше женщина уходит.Человек чего-то еще ждет.Он еще надеется на что-то.Но едва он открывает рот,слышен трубный голос парохода,голос проходящих поездов,гул вокзалаи аэродрома,цирка,стадиона,ипподромаи еще каких-то людных сборищслившиеся в грохот голоса.И уходит,медленно уходитвдаль береговая полоса,и мы видим сверху —с самолета,с вертолета,с птичьего полета —по бескрайней выжженной пустынемаленькая женщина идет.И тогда возникнет панорамамножества экранов,циркорама —на ступенях рухнувшего храмамаленькая женщина стоиту подножья каменного Будды,и мы видим —каменного Буддыкаменные жесткие глаза,а потом отдельно —южный город,берег пляжей,море и песоки отдельно —хроники стариннойнекий завершающий кусок,и как смесь пролога с эпилогомбудут в заключительном кускеочертанья рухнувшей Помпеи,след полузабытой эпопеи,домик, возведенный на песке.
«Я медленно учился жить…»
Я медленно учился жить.Ученье трудно мне давалось.К тому же часто удавалосьурок на после отложить.Полжизни я учился жить,и мне за леность доставалось, —но ведь полжизни оставалось,я полагал – куда спешить!Я невнимателен бывал —то забывал семь раз отмерить,то забывал слезам не верить,урок мне данный забывал.И все же я учился жить.Отличник – нет, не получился.Зато терпенью научился,уменью жить и не тужить.Я поздно научился жить.С былою ленью разлучился.Да правда ли, что научился,как надо научился жить?И сам плечами лишь пожмешь,когда с утра забудешь сноване выкинуть из песни слова,и что посеешь, то пожнешь.И снова, снова к тем азам,в бумагу с головой заройся.– Сезам, – я говорю, – откройсяНе отворяется Сезам.
Воспоминанье о дороге
Дорога была минирована,но мы это понялислишком поздно,и уже не имело смыславозвращаться обратно,и мы решили идтидальше,на расстоянии друг от друга,я впереди,он сзади,а потом менялись местами.Мы ступали осторожно,кое-гдемины выглядывали из-под снега,темные коробочки,припорошенные снегом,такие безобидные с виду.Мы ступали осторожно,след в след,мы вспотели,хотя мороз был что надо,и сердце замирало,останавливалось,и начинало стучатьне прежде,чем нога опиралась на твердое,и тогда стучало в висках,и вновь замиралоперед следующим шагом.Потом повалил снег,потом послышались взрывыи крик:– Ложись! так вашу так! —а дальше,дальше ничего не помню,только дорога,и сердце замирает,и останавливается,и начинает стучатьне прежде,чем нога обопрется на твердое,и снова стучит в висках,и вновь замираетперед следующим шагом.
Квадратный человек
Как полуночный вздор, как на голову снегмой грозный командор, мой черный человеккак поздний вестовой по гулкой мостовойквадратный человек с квадратной головой.Квадратное лицо. Квадратные очки.Квадратные глаза. Квадратные зрачки.И челюсти во рту гремят, как жернова,когда он говорит квадратные слова.Квадратный человек, сам черт ему не брат.В саду его растет квадратный виноград.И явственно видна, пока он говорит,квадратная луна в глазах его горит.О, этот человек, он выпрямить готовокруглости полей, округлости прудов,и возвести в квадрат – и возвести стократ —квадрат своих затрат, квадрат своих оград.Квадратный человек, мой грозный командор,мой прошлогодний снег, мой полуночный вздор,нелепое звено из рода небылиц, —и все-таки одно из действующих лиц.И по спине сквозит нездешним холодком,когда он мне грозит квадратным кулаком.
«Листья мокли под окном…»
Листья мокли под окном,намокали…– Дело к осени идет! —намекали.Протрубили журавли,пролетели,прокричали про снега,про метели.Эти голые поля,эти далитоже мненье журавлейподтверждали.Только зрелые плоды,тяжелея,наливались, ни о чемне жалея.Да и мы с тобою, друг,не тужили,в камельке своем огоньне тушили.Хоть и видели, что деньубывает,говорили: – Ничего!Все бывает!