Черно-серый
Шрифт:
– Ну-с, когда помру, передай кому-нибудь, – ждал реакции «Фроси», хотя и говорил достаточно неоднозначные вещи.
Ефросинье Павловне было совершенно неясно, почему он решил заняться этим именно в ту пору, от чего текст такой маленький и бессмысленный. Это абсолютно не похоже на предсмертную записку. На секунду промелькнула мысль, что тот вновь издевается над ней. В сердцах вскрикнула «мерзавец!», при том не теряя спокойного лица.
– Кому? – хотя ей все ж было интересно как развернет ответ Собакин. Такие вопросы не стоило задавать учитывая его вспыльчивость, но прислуга решилась.
– Кто опомнится, тому и дай, – сам того не замечая, повысил тон. – Сейчас
Очевидно, старушку совершенно сбивала с ног некая инфантильность ее работодателя. Чуть чего, сразу в печаль и тоску! Думалось ей, коли деньги есть – нечего плакаться. А тут из-за какой-то чепухи о смерти говорит. Она не сравнивала его мизерные проблемы, с теми, какие ныне у людей. Тем не менее, каждому свое. И что мудрёного, ей не было жаль хозяина, сама при первой возможности бы удушила.
Нилу же внимание прислуги было не нужно. Он желал чего-то более масштабного, представлял как врачи достают его тело из кровавой ванны, а потом все близкие вместе собираются у больничной койки со словами «вот, а мы ценили!», проливая горькие слезы. Это очень наивно и по-детски о таком мечтать, в особенности, когда идет война. Многие теряют голову на сей счет, но до большего доходят далеко не все. Самому же Собакину не казалось, что лишнего думает. Эта идея виделась больно красивой.
– А вы чего задумали? – поразительно было прислуге, что Нил еще не просит ее перестать совать нос в чужие дела.
– Не глупи, – вновь вздрогнуло сердце от своей же резкости, – хочу, чтобы все оборвалось.
– У вас достаточно влиятельных приятелей, чтобы помочь разобраться с перечисленными проблемами.
– Неужели тебе мало сказанного? Можешь меня не лечить, – на секунду в нежно-голубых глазах его появился блеск, кой встречается у каннибалов. Странное явление.
– Хоть б-га побойтесь! – возвращаясь к упомянутому многим ранее разговору с «Фросей», станет ясно, что она была действительно очень религиозная женщина. Как помним, крестилась, когда Нил чего творил, и часто шептала под нос молитвы. Ко всему прочему, старалась каждое воскресенье посещать церковь. Вот и выходит, что если руки сложит – себя же будет винить. Это же грех – не спасти человека от смерти, даже такого обормота. К тому же, тот умрет, а ей чего делать? Где работать? На старость лет просить подачек иль искать нового работодателя – не лучшая затея. Ей бы самой в такие годы кто подавал, да приносил. – Это неприемлемо! – такой бестактности от Ефросинии Павловны, казалось, он не слышал никогда. Даже затаил дыхание, слушая ее совсем не позитивный трактат. – Подумайте о своих родителях.
– Разве они обо мне подумали?
Образовалось молчание. И ответ был очевиден – да. Мы помним, что Нил очень часто преувеличивал, точно так, как делают юные парни. Только «Фросе» казалось уж – без того много наговорила. Не надо изобретать за машиной машину, чтоб понять – опять он на нервах играет. По крайней мере для нее это было очевидным.
– К тому же, на меня наложено проклятье, – так же тяжело проговорил. Прислуга удивленно ухнула. По их интонациям было сложно определить – глубокий и жестокий сарказм, или же глупость с наивностью. Но он, кажется, верил без шуток.
– Кто ж это содеял? – задалась вполне очевидным вопросом. Спорить с Собакиным по поводу его серьезности с уверенностью не имелось смысла – бесполезно. Откровенно говоря, Ефросинии Павловне были даже интересны подобные высказывания.
Несколько оконфуженный вопросом Нил, залпом отпил кофе из кружки. Возможно, привычки, а, быть может, так избавился
– А что, вам поклонниц уже мало? – совершенно по-идиотски, выслушав излитие души, ответила прислуга. Ей надоело стоять, спина болела, а сказанное не принималось как искренность. – Коли на один раз вам наскучило, так дамы и на длительный срок есть.
Такого надругательства и бесчестия Нил явно не ожидал. Ему сталось абсолютно понятно, от чего многие хозяева в руках себя не держат. Такие нахалки попадаются, когда хочется чего-то сердечного. Он никогда не позволял к себе такого отношения от, как выражался, «низшего сорта». Кружка все сильнее сжималась в руках, а ладони потели от нервов. Где-то на лбу выступила вена. Очень напряжен. Обидно, когда говоришь столь интимные вещи, но опосля поливают грязью. От неожиданности и перепадов настроения, был готов устроить разгром. Это был настоящий плевок куда-то в сердце!
– Безсоромна баба! Потасканная сука! – неконтролируемая агрессия вернулась на исходную. Бросил посуду прямо в старушку, однако ей повезло – пролетела мимо, громко разбившись о стену. Очевидно, Ефросинья Павловна очень испугалась. В тот же миг сгорбилась, начала извиняться. Захотелось ее ударить за тупой, как мысленно выразился, взгляд, но позволить себе такого уж точно не в праве. Она засобиралась, чтобы поскорее покинуть комнату.
В след Собакин совсем недобро, с очень злым выражением лица, повелел убрать осколки.
Дыхание прислуги сбилось. Спустя пару мгновений она воротилась, только теперь в руках держа совок. Пожилым людям стоит избегать таких потрясений, ведь организм боле не готов переживать стресс. Сверх того, Ефросинье Павловне тоже неприятно слышать таковское в свою сторону. Заметая мусор, ныне не молилась про себя, а думала какой же парень дурак и хам! Всплывали ужасные дни, в голове пока бранила, много в жизни его омерзительных картин, кои, к великому сожалению, не выдумка. К примеру, Мамонов ей рассказывал как Нил, пока одну целовал, в тот же миг имел половое сношение с другой. Да и сама «Фрося» помнила случай, когда квартира была полна безусловным сбродом, полуголыми девушками с бутылками. Они играли карты, Собакин тасовал и без стыда заявлял: «никто отсюда не уйдет, пока я не сближусь организмом с проигравшей». Уму не постижимо! И этот человек подобные фразы будет кидать бабушке, прошедшей длинный путь жизни?
На мгновенье женщина все ж задумалась, может, правда то, о чем заявил? Приворот, проклятье, а вот и последствия – взбалмошность и неадекватность? Это был не лучший момент для продолжения разговора, но она все ж решилась. К слову, подумалось женщине, что никому из воздыхательниц, которых она упомянула, не пожелала бы с ним познакомиться. О близком же общении и речи быть не может. Шофранку жалко станет, коли окажется на месте «Фроси».
– А вы ходили к батюшке? – совсем по простому спросила она. – Вы знаете, ведь даже такие недуги лечатся! – звучало так, будто действительно верит в сказанное. Речь ведь не о докторе, а говорит с чистой верой в душе. Конечно, в его случае можно было обратиться в больницу, в первую очередь, потом к ведунье – душу успокоить, или же согласиться с затеей прислуги. Старушка же дала такой совет, кой считала нужным. И не ждала она от него поведения мирного.