Черно-серый
Шрифт:
Проблема борьбы с этой богемной рутиной не только в том, что она мало кому открыта, сколько в том, что способы несколько глупы. Все это абсолютно напрасно. Понаслышке каждый знает, что несет за собой эффект дурноты, совсем потерявшие надежду пробуют, дабы почувствовать любовь жизни. Они получают желаемое, взлетают до небес, но потом сильно падают. И бросив все, придя к абсолютно безгрешной жизни, неизвестно сколько сидеть, выжидая пока желание забрать себя из бренности исчезнет. А исчезнет ли? Одному б-гу известно, когда отпустит эта муть. И отпустит ли.
За два дня он успел о многом подумать, пусть краем уха, многое услышать. В пустую, почудилось, прошло много лет. Все Шофранку ждал.
Нил погружался в различные интимные подробности начала своего грешного пути. Тогда, на квартире с приятелями из гимназии, некий принес это пагубное средство. Не помнил кто уж присутствовал, но в память врезался момент, когда гости понеслись к муке. Поразился, чего они так радуются и почему ведут себя как звери, видя это. Подсознание отталкивало от желания опробовать, вместе и компания. Те твердили, мол, загубишь здоровье, а он не хотел отдаляться. Если говорить начистоту, совсем не охотно травил себя. Собакин, как и многие другие кому в то время попалась белая отрава, стали почти первопроходцами.
Не смотря на все убеждения от отказа, принял обдуманное решение. Ведь, как это так, другие будут развлекаться, а он чем хуже? Подумалось Нилу, что сильный, и все это ерунда. Чрезвычайно дикая привычка его, никогда не опускать свою планку, не быть поплоше знакомцев, доводила до таковых ситуаций. И кажется, все имеет чего желает, а словно боится потерять. Боится оступиться, аки за то, что будет не лучшим из лучших, его, как минимум, жестоко накажут. Откуда фобия быть униженным хоть на каплю – не знал. Видать, где-то уже оступился. Кто-то недолюбил. Когда-то проявил себя иначе. Он ненавидел себя слабым или пассивным. Только то, кой образ создавал, людьми не особо воспринимался. Идеальными бывают лишь фарфоровые куклы.
Эти размышления словно сталкивали с дороги, по которой двигался последние года, но, как после удара, обратно затаскивали обратно. И все всуе. Словно хочется спрыгнуть с высоты, а нечто невесомое поднимает ввысь. Бежать от этого надо. Бежать! Однако, от себя даже на метр не отойти.
Он представлял в голове календарь, дабы не прогадать, встретить Шофранку при выписке. Вот только всплывает вопрос, возжелает ли она его видеть? После случившегося трудно ответить. Лучше б выпили. А лучше б трезво посидели. Для чего, без лишнего интересному и веселому человеку, разум менять? Ей явно не нужно усиление, чтоб чувствовать себя уверенной. Нил даже несколько завидовал возлюбленной, в трезвости такая же твердая и решительная, как вне. Это поражало, вдохновляло еще до второй встречи, только так с ног сбило последнее решение дамы сердца… Уму непостижимо! Можно полагать, она молода и наивна.
Славного не происходило, отсчитывал дни, общался с друзьями. Различная отрава, ко всему прочему, давалась с трудом. Наивно будет полагать, что после слишком краткой реабилитации стал бы трезвенником. Конечно, такого не случилось! Случилось только то, что глядел на любую смену рассудка с прочим более разумно, сделал кой какие выводы. Извлек свой урок.
Аккуратно подступался к таким мыслям, страшился бросить все. Ведь если сделать то, как одному оставаться трезвым? В компании никто таким не займется. По крайне мере, приятели явно буду против. Ныне, мнится, даже возлюбленной с ним таковым неинтересно будет. Действительно говорят – Россия для грустных. Так и прошли в печальных размышлениях дни. Нил продолжал мечтать, что возлюбленная его поможет выбраться из всех горестей.
Настал долгожданный
– Она выписалась на пятый день, – объявил угрюмый врач. На душе сталось неприятно колко, а от подарка желалось поскорее избавиться. И где теперь Собакину ее ловить?
После недолгих размышлений, осознав, что медсестра его вряд ли воротится, принял достаточно своеобразное решение. Быть может, вы помните, что Маша вскрикнула в словесной перепалке, мол, иди работать в театр цыганской песни. Совершенно отчаявшийся, решил попробовать. Таким образом, сразу двух зайцев убьет: коли в кабаре дама придет – знакомцы обязательно перенаправят и его осведомят, а коли в театр – встретятся. Она, конечно, замолвила пару слов о том заведении, да только вечные уходы Собакина от реальности повредили мозг. Смутно помнил, чего думала обо всем этом дама сердца, о чем яростно вступала в стычку, но свято верил – придет. Такие доводы были несколько глупы, рассчитывая лишь на взаимосвязь названия театра и национальности возлюбленной. Но, честно признаться, лучше идеи он не знал.
Спустя еще кой какое время наконец устроился. Желание выполнено, и, как обычно, без напряга. Из всех этих вышеупомянутых ожиданий исходит, что со дня минувшей встречи прошло порядка месяца. Приходилось кутаться в теплую одежду, прятаться дома под одеялом, да греться коньяком. Чего-чего, а традиции он не изменял!
В театр люди приходили не выпивать, не кулаками махать, а, в действительности, слушать оперетты. Нет той же геенны огненной, к кой Нил привык. Там не было знакомых, разговаривать с новыми коллегами ему, казалось, не о чем. Даже объясниться, что не удивительно, для чего там поет – не мог. Сказать всем, что явился в желании случайно пересечься с любимой? Он ведь не юнец – глупо в таком признаваться.
Эхо зала было поразительное, словно выйти в горы, иль в лесу выступать. Нос его, с поврежденной системой дыхания, тем не менее, заприметил еще одно различие – не имелось хмельного запаха. Можно полагать, что посетители театра тоже пьют (ведь как иначе, Собакин не представлял), да уж пускаются в пляс после выступления. Табак, что не мудрено, все ж таки многие покуривали, и то сказывалось на воздухе помещения. Однако, надо заметить, сей аромат перебивал грим, мебель и женские духи – последние буквально впитались в мягкие кресла. В театре гораздо более уютно, нежели в кабаре. Совсем непривычно видеть все это благолепие, а сдерживать себя в выражениях – более чем. Разумеется, Нил мог общаться так же, как с предыдущими музыкантами, да не желал напороться невесть на кого. В своем заведении, очевидно, никто бранить не станет, а что до новоявленных сложно сказать. Быть может, есть люди более важные чем он? На каждого своя управа найдется, как говорят в народе.
Нил, что ему совсем не свойственно, даже несколько стеснялся, боялся вливаться в коллектив. Гинули в мраке многие черты характера: от хороших, до самых грубых. Не ощущать власть, оказывается, так тяжко! Страшился напороться на больших денежных тяжеловесов, остерегался после ситуации с Мамоновым и драк, а к прочему, снова ждал Шофранку. Совершенно, казалось бы, обычный молодой человек. Со своими тайнами, но поведением нисколько не отличался ныне от других. По крайне мере, самому ему так чудилось.