Чернобыль. Большая ложь
Шрифт:
Профессор Вильсон извинился перед профессором Бурлаковой за то, что он «только вчера вечером по телефону нашел ее». А ведь, согласно программе, предполагалось, что его выступление на пленарном заседании (там, где он так неудачно демонстрировал счетчик Гейгера) должно было стать квинтэссенцией и ее научных исследований. Но зато уважаемый профессор нашел время встретиться с Олегом Павловским, ближайшим соратником академика Ильина, ведомство которого создавало «покров тайны», на что он так сетовал в своем публичном выступлении. Странно, не правда ли?
Заведующий лабораторией Института биофизики Министерства здравоохранения
Несмотря на весь драматизм положения на конгрессе независимых экспертов и депутатов, нам все же удалось преодолеть «полосу отчуждения», за которой мы оказались по воле организаторов. Нам удалось убедить западных коллег, что грудные дети, живущие в зонах жесткой радиации, болеют не потому, что с младых ногтей прикуривают, что наводнение в Бангладеш – это нечто иное, чем взрыв в Чернобыле; то же и с пожарами в Кувейте. В конце дискуссии, изумленный потоком неизвестных ему, но потрясающих воображение фактов, доктор из Японии Тосиуки Куматори не удержался: «Я никогда не ожидал услышать такого рода дискуссию, и я не готов…»
Официальная медицина пичкала (и пичкает) зарубежных экспертов только теми фактами, которые выгодны ей. А как же иначе, скажите, оправдаться перед грядущими поколениями за преступный обман? Каждый раз, когда приезжали к нам зарубежные ученые, они надежно были защищены от всего живого знакомыми лицами: Ильин, Гуськова, Поваляев, Романенко, Бебешко…
Что-то похожее, несмотря на то что официальная команда в это время «парила мозги» западникам в Вене, должно было произойти и на конгрессе. И может, впервые хорошо отлаженная система дала сбой. Конгресс принял рекомендации по чернобыльской теме без обычных официозных вариаций. Доклады доцента Люцко и профессора Бурлаковой «поехали» тогда в различные страны. Мир получил информацию, которую в Советском Союзе так долго и так тщательно оберегали от постороннего глаза. В рекомендациях секции по правам человека черным по белому записали: «Есть опасность подмены истинного положения вещей в Чернобыле легендой о радиофобии».
Вспоминая об этом досадном происшествии вокруг Чернобыля, произошедшем на Первом международном конгрессе памяти Андрея Сахарова, я понимаю, что организаторам его гораздо важнее был международный политический резонанс, что он был ориентирован на громкий западный интерес. Возможно, это было важно, чтобы привлечь внимание международной общественности к различным проблемам в стране. Но делать это ценой трагедии чернобыльских детей нельзя. И пренебрегать больными детьми недопустимо, а тем более пытаться прикрыть именем Сахарова преступление против человечности в зонах радиации.
Глава 13 КОРОСТЕНЬ, ЛУГИНЫ, ДАЛЕЕ ВЕЗДЕ
Спустя годы после Чернобыля я вновь решила проехать по радиоактивным селам своей области.
Только спустя более чем три года, первого июня 1989-го, жители села Воронево Коростенского района узнали, что они находятся в зоне жесткой радиации, и начали получать 25 процентов «гробовых».
В центре села, возле магазина, вместе с представителями местной власти меряем гамма-фон на почве. Прибор показывает 0,112 миллирентгена в час. Воздух на уровне метра от земли – 0,046. Естественный фон для этих мест 0,015–0,017. Вокруг нас собираются крестьяне, дети. Говорим о жизни, о здоровье.
Валентина Петровна Бех, уборщица сельской школы: «Моему сыну Вове семь лет. Болеет, стоит на учете, шум в сердце. Недавно был бронхит. Дочь Таня, десять лет. После взрыва в Чернобыле у нее постоянные кровотечения из носа. Головные боли – все время».
Оказалось, что в селе нет даже медсестры. Нет аптеки. И никакого сообщения с райцентром! Выращенные на огороде овощи – «грязные», молоко от своих буренок – «грязное». А в магазине – ничего. «Два раза завозили свинину. Паек детям – одна банка сгущенного молока. Еще тушенка, да ее нет. Соки в трехлитровых банках. Детского питания нет».
В таком же положении и жители другого села жесткого режима – Обиходы. Правда, оно было занесено в списки еще в 1986 году. Как раз на Первое мая.
Все та же нищета в магазине. Все те же слезы матерей. «Приезжие комиссии говорят: мойтесь два раза на день и будете жить». Рекомендуют также «два раза варить картофель», «денег – „гробовых“ – не платят».
Я поинтересовалась, есть ли в Обиходах больница. Мне показали ее. Мы подошли к развалюхе, которую руководство и назвало таковой. Начальство сетовало на то, что нет денег для строительства. А напротив красовался новый сельсовет. Власть не забыла позаботиться прежде всего о себе. Кстати, это гордость не только местных властей. Это – политика области. Председатель облисполкома В. М. Ямчинский (ныне уже покойный) показывал мне альбом с цветными фотографиями великолепных зданий сельсоветов в различных поселках. Это представлялось большим достижением советской власти. О таком опыте житомирян в «застойные» годы писала даже центральная газета. Лучше бы больницы для людей построили.
Старики же и старухи лежали в убогих «палатах». Зато – с видом на новый сельсовет. Кто-то из них с горечью сказал: «У нас на ферме лучше, чем в больнице. Там кафель».
Председатель райисполкома показал мне список «объектов, которые нужно построить (другие – отремонтировать) для удовлетворения потребностей социально-культурного развития села Обиходы Коростенского района». Такое вот название. Чего же всю жизнь не хватало Обиходам для «социально-культурного развития»? «Клуб на 300 мест. Участковая больница на 25 мест. Мост через реку Олешня. Водопровод протяженностью 47 километров. Асфальтирование дорог – длина 45 километров. Баня. Строительство тракторного парка. Газификация 450 домов. Реконструкция фермы. Котельная. Перекрытие соломенных крыш – 103 дома». Ну и так далее. Всего 14 позиций. Вот и получается: не было бы счастья, да несчастье помогло.