Чернобыль. Большая ложь
Шрифт:
На первом же пленарном заседании конгресса по теме Чернобыля у тех, кто хоть немного владел информацией, крайнее недоумение вызвал доклад профессора Гарвардского университета Ричарда Вильсона. Вначале он сказал о том, что «мы лишь через четыре месяца после взрыва получили информацию с Украины», что «Легасов не дал нам всей информации», что «я не врал, но я не говорил всей правды». Потом сообщил, что западные ученые, узнав подробности о Чернобыле только в 1988 году, «получили большой шок», что «полная информация не опубликована даже в 1990 году», что «покров тайны вызывает недоверие». Сказав все это, тем не менее, профессор Вильсон затем «остроумно» сравнил последствия чернобыльской катастрофы с эффектом от курения («20 рэм равносильно выкуриванию 20
Вдобавок профессор продемонстрировал счетчик Гейгера, заметив попутно: «Мы были в Чернобыле на станции. Он еще тикает, сохранилась остаточная радиоактивность», что повергло присутствующих в полный шок. (Правда, позже пояснил, что, мол, радиации в счетчике нет, в зале – тоже, «это было ошибкой переводчика».)
С трибуны конгресса то и дело звучали нарекания западных ученых о том, что они не обладают достаточной информацией, что в основу их выступлений положены не собственные выводы, а заключения других, в том числе и советских ученых. А в зале сидели и слушали эти беспомощные заявления другие ученые – парламентские эксперты, которые несколько лет занимались исключительно проблемами Чернобыля и обладали самой обширной информацией о различных аспектах последствий взрыва. Но слова никто им не предоставил. Ситуация, прямо скажем, парадоксальная.
Не потому ли, что, как бы программируя именно такой ход событий, вдова академика Сахарова Елена Боннэр в своем выступлении процитировала слова из отчета комиссии МАГАТЭ: «стресс и неуверенность в политическом будущем – вот причины заболеваний»? И это уже ей вторил в своем докладе Ричард Вильсон: «Риск облучения невелик, однако больше риск, связанный со стрессом и покровом тайны».
Казалось, правозащитница Елена Боннэр взвалила на себя непосильную ношу ядерного лоббиста. Хотя по всей логике вещей все должно было быть как раз наоборот. Мы не понимали, зачем ей это надо и что вообще происходит на сахаровском конгрессе.
Скандально-безответственный доклад Вильсона бурно дискутировался в перерывах между заседаниями конгресса, в его кулуарах. Ни депутаты академик Юрий Рыжов и писатель Алесь Адамович, ни профессор Анатолий Назаров – никто не ведал, как же так случилось, что ни один из тех, кто обладает достаточно полной и достоверной информацией о последствиях катастрофы, не был допущен и близко к трибуне сахаровского конгресса. У кого-то с горечью сорвалось: «Воланд снова правит бал». Кто-то предложил в знак протеста покинуть заседание, но большинство отвергло это предложение: надо идти и работать в группах, найти способ доказать приглашенным западным экспертам всю ошибочность их представлений о благодати на постчернобыльских территориях. А уж если не удастся – тогда и сделать особое заявление для прессы.
В перерыве я высказала Елене Боннэр опасения: если то, что вещали о последствиях Чернобыля западные ученые, будет положено в основу рекомендаций, скомпрометируется имя Сахарова. Ведь Ричард Вильсон едва ли не один к одному говорил то, что пять лет мы слышали у себя дома от официальной медицины. Хотя спустя пять лет, под грузом очевидных фактов, даже сам академик Ильин вынужден был признать, что полутора миллиона детей, которые испытывают ежедневно на себе воздействие малых доз радиации «сегодня в таком состоянии, которое вызывает опасения». Однако Боннэр, смутившись, как мне показалось, ответила: «Ну надо же кому-то верить!» Да, надо. Люди и врачи в зоне верят прежде всего собственным глазам и собственным результатам исследований, а не байкам о сравнении глобальных последствий катастрофы с эффектом от курения (неужели более полутора миллиона детей тоже прикуривают? Или прикюривают?), даже если эти байки заокеанские.
Нет, я не была против того, чтобы свою точку зрения высказали западные ученые, наоборот, я обеими
То, что произошло с оценками Чернобыля вообще, меня не удивляет: проядерная лоббистская война против жертв Чернобыля ведется давно. И у нас, и в проядерных кругах за рубежом. Удивило другое: такая же беспардонная попытка была сделана на Сахаровском конгрессе! И именно это было неожиданным и обидным.
Организаторы конгресса, преследуя свои собственные цели, не постеснялись и на пленарном заседании объявили в микрофон, чтобы без приглашений никто не смел приходить на заседания рабочих групп (!). Такого унижения участников и такой бесцеремонности я больше нигде не встречала. На свой страх и риск, мы, группа заинтересованных депутатов и экспертов, все же прибыли на заседание секции конгресса по проблемам Чернобыля. (Официальное приглашение на эту секцию получила только Елена Бурлакова.) В маленькую комнату набилось сорок пять человек!
На этом заседании, в узком кругу, парламентские эксперты, не допущенные Еленой Боннэр к главной трибуне сахаровского конгресса, взяли своеобразный реванш. Черед удивляться настал иностранцам. Они впервые за много лет услышали разоблачения сделанных на Западе лживых сообщений официальной медицины о том, что якобы сразу после аварии в Советском Союзе 5,4 миллиона человек были подвергнуты йодной профилактике. «Это дезинформация, – сказал доцент кафедры ядерной физики Белорусского университета Александр Люцко, – в Белоруссии своевременной йодной профилактики практически не было. А там, где и была, проводилась только на 5–7-й день. И эта акция оказалась не только бесполезной, но и вредной».
Он рассказал о скандальных подробностях поездки западных экспертов в чернобыльские зоны. «Пеллерен и Беннинсон ничего в Белоруссии сами не измеряли, – сказал Люцко, – зато делали успокаивающие заявления».
Впервые западные ученые услышали и правду о масштабах катастрофы, о количестве подвергшихся радиации, о действии малых доз на здоровье человека. «В документах у военных дозы записаны 3–5–7 бэр. Эти дозы „назначали“ старшие офицеры. Данные же попали во всесоюзный регистр. Это преступление не только перед людьми, но и перед наукой. Все фальсифицировано», «в статистике нет военнослужащих, десятков тысяч заключенных».
Услышали эксперты и оценку деятельности их коллег из МАГАТЭ: «Отчет этой комиссии основывается большей частью на официальных данных советской стороны. Она работала всего два месяца. А ведь за пять лет накопилось столько материала! В Белоруссии комиссия побывала всего в двух городах, в то время как здесь поражено почти 80 процентов территории».
В этой жаркой профессиональной дискуссии меня больше всего удивило выступление педиатра из Греции, эксперта МАГАТЭ, замечу, молодой женщины, которая деловито рассуждала о допустимых жертвах среди детей. Поддержала «теорию» Вильсона о курении и радиации. Заметила, что «восприятие риска зависит от того, как этот риск подают средства массовой информации». Ну почти по Ильину! А в конце своего выступления заявила, что «катастрофа имела положительные результаты, несмотря на то, что люди пожертвовали жизнью. Зато проявились солидарность, гуманизм, и мы почувствовали, что мы все связаны». Вот так солидарность! Может, ради еще более опьяняющих чувств солидарности и гуманизма пусть рвануло бы еще разок-другой? Трудно понять подобную логику, если не знать, что автор этих заявлений получает за них зарплату в МАГАТЭ.