Чернобыль. Большая ложь
Шрифт:
Первые четыре года после аварии на ЧАЭС организация работ по ликвидации последствий аварии и помощи населению, пострадавшему от нее, была подчинена жесткой партийной командно-административной системе управления по вертикали. Для этого в недрах ЦК КПСС была создана (уже известная тебе, читатель, своими тайными протоколами) оперативная группа Политбюро ЦК КПСС, которая секретно действовала в течение почти двух лет и куда стекались все отчеты из республиканских правительств, министерств обороны, здравоохранения, других. Здесь заслушивались отчеты членов оперативной группы, принимались решения по всем вопросам жизни и смерти ни в чем неповинных рабов Системы – это госпитализация, выписка, пересмотр в сторону
Закрытость и несогласованность действий различных ведомств приводили зачастую к служебным злоупотреблениям. Например, в Народичском районе официальные лица, которые распределяли выделенные для переселенцев квартиры в других городах (Киеве, Львове, Житомире и т. д.), брали себе по нескольку квартир, отказывая в них тем, кто действительно в этом нуждался. Вся прелесть подобных ситуаций для властей заключалась в том, что народ не мог пойти в суд – официально ведь в стране ничего не произошло. Законов нет – гуляй, советская власть!
В 1987–1988 годах было принято еще несколько десятков совместных постановлений ЦК КПСС и Совета министров СССР, а также постановлений на уровне властей пострадавших республик. Зачастую это были преступные решения, как, например, со строительством жилья для переселенцев в таких же пораженных зонах. Другие были просто невыполнимы. Например, о «строгом обеспечении» людей, живущих в радиационных зонах, «чистыми» продуктами. В то время в СССР не хватало продуктов для населения не только пораженных деревень, но и для всех остальных, за исключением Москвы и Ленинграда, куда приезжали иностранные туристы. В связи с этим постановления ЦК КПСС по улучшенному питанию жертв аварии на ЧАЭС были заведомо невыполнимы. Жители из пораженных зон, которые согласно закрытым решениям партии и правительства получали 30 рублей «гробовых» на «чистое» питание, не могли его купить в сельской лавке. Магазины были практически пусты. Да и сами деньги были просто смехотворными.
Зато впервые за десятилетия после появления ядерных производств в СССР было наконец-то создано Министерство атомной энергии. (Ранее все ядерные дела маскировались в СССР под так называемым Министерством среднего машиностроения.) С его созданием появился субъект права, который мог нести ответственность за свою деятельность в сфере применения «мирного атома».
Только спустя более трех лет после катастрофы было создано две программы ликвидации последствий аварии на ЧАЭС – украинская и белорусская. В России же, где Чернобылем накрыло шестнадцать областей, никакой программы не было и спустя три года, существовала некая система неких мер только для Брянской области на период с 1988 до 1990 года. О существовании этих документов знали только чиновники, которые были причастны к их написанию. Именно написанию, а не научной разработке – настолько далекими они оказались от реального положения дел.
И только спустя четыре года после катастрофы, 25 апреля 1990 года, было принято первое постановление по Чернобылю обновленным законодательным органом страны – горбачевским Верховным Советом СССР – «О единой программе ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС и ситуации, связанной с этой аварией». Этим постановлением утверждалась первая Государственная союзно-республиканская программа неотложных мер на 1990–1992 годы по ликвидации последствий аварии в масштабах всей страны.
И вот здесь впервые за всю ядерную историю СССР мы, депутаты, поручили правительству «разработать проект Закона о чернобыльской катастрофе и представить его в Верховный Совет СССР в четвертом
Но, как, собственно, и ожидалось (мы знали, в какой стране живем), ничего этого вовремя сделано так и не было. Через год, уже в следующем постановлении Верховного Совета СССР от 9 апреля 1991 года «О ходе выполнения постановления Верховного Совета СССР от 25 апреля 1990 года „О единой программе по ликвидации последствий аварии на Чернобыльской атомной электростанции и ситуации, связанной с этой аварией“» было отмечено, что «задержалось представление в Верховный Совет СССР подготовленных проектов „Закона о Чернобыльской катастрофе“ и „Закона об использовании атомной энергии и ядерной безопасности“, что не дало возможности принять их до настоящего времени». Правительство и аппарат просто саботировали поручения депутатов.
Началом настоящей чернобыльской законодательной истории стал только 1991 год. Спустя лишь пять лет после катастрофы в Чернобыле в республиках СССР впервые были приняты более-менее полноценные законодательные акты, регламентирующие ответственность государства за нанесенный гражданам ущерб в результате деятельности ЧАЭС. Это три документа: закон Белорусской ССР «О социальной защите граждан, пострадавших от катастрофы на Чернобыльской АЭС» от 22 февраля 1991 года; закон Украинской ССР «О статусе и социальной защите граждан, пострадавших от аварии на Чернобыльской АЭС»; закон Российской Федерации «О социальной защите граждан, подвергшихся воздействию радиации вследствие катастрофы на Чернобыльской АЭС» от 15 мая 1991 года.
В том же году мы приняли и первый общесоюзный закон «О социальной защите граждан, пострадавших вследствие чернобыльской катастрофы». Как видно уже из самих названий законов, они касались пострадавшего населения и ликвидаторов. Экологические проблемы и ядерные риски задевались в них только косвенно. Но и это по сравнению с полным правовым вакуумом в атомной сфере, десятилетиями преступно существовавшим в стране с ядерной дубиной, было не просто значительным шагом вперед, а, можно сказать, законодательной революцией.
И тем более важно, что ничего подобного ранее никому решать не приходилось. Десятки других ядерных аварий в других странах не могли и близко сравниться по глобальным последствиям выброса в Чернобыле. Мы, законодатели, приобретали собственный, ни с чем не сравнимый опыт работы над проектами законов, не имеющими аналогов в мире.
В общем, не прошло и пяти лет после того, как Звезда Полынь превратила реки вокруг Чернобыля в слаборадиоактивные отходы, как самым часто употребляемым словом чиновников в отношении радиационных зон и людей в них стало – «льготы». «Может, – думала тогда я, – еще и привилегии?»
Разные, оказалось, в нашей стране льготы и привилегии. Для министров-капиталистов – госдачи, бесплатный отдых в лучших здравницах страны, бесплатное медицинское обслуживание в спецполиклиниках, машины с водителями и «мигалками» и много еще чего. (В советское время – неподсудность плюс валюта из бюджета страны «для налаживания связей с братскими компартиями».) Для заложников же Чернобыля – само право на жизнь тоже, оказывается, льгота. Ну не насмешка ли, в самом деле, над здравым смыслом называть льготами «гробовые» выплаты, «чистые» продукты, обследование и лечение и святое право жертв Чернобыля покинуть пораженную территорию?