Чернобыльская тетрадь (фрагменты)
Шрифт:
У пульта "Т" управления турбоагрегатами (правая часть пульта операторов) находились старший инженер управления турбинами Игорь Кершенбаум и сдавший ему смену и оставшийся посмотреть, как все будет, Сергей Газин. Именно Игорь Кершенбаум производил все операции по отключению турбоагрегата No 8 и выводу турбогенератора в режим выбега ротора генератора. Работу производил в соответствии с утвержденной программой и по указанию начальника смены блока Акимова, действия свои считал правильными. Увидев смятение Акимова, Топтунова и Дятлова, ощутил тревогу. Но у него было дело, волноваться особенно некогда. Он следил по тахометру вместе с Метленко за оборотами выбегающего ротора. Все как будто
А слева, у пульта управления реактором... на мнемотабло каналов видно: нет воды!
"Что за черт?!
– с возмущением и одновременно смятением думал Акимов.- Ведь восемь главных циркуляционных насосов в работе!
– И тут он глянул на амперметры нагрузки. Стрелки болтались у нулей. Сорвали!..
– рухнуло у него внутри, но только на мгновение. Снова ощутил собранность.- Надо подавать воду..."
В это время - страшные удары справа, слева, снизу и сразу следом сокрушительной силы взрыв всеохватный. Казалось, везде, всюду все рушится, ударная волна с белой, как молоко, пылью, с горячей влагой радиоактивного пара удушающим напором ворвалась в помещение блочного щита управления четвертого, теперь уже бывшего, энергоблока. Как при землетрясении, волнами заходили стены и пол. С потолка посыпалось. Звон стекол в коридоре деаэраторной этажерки, погас свет, остались гореть только три аварийных светильника, что сидели на аккумуляторной батарее, треск и молниевые вспышки коротких замыканий - взрывом рвало все электрические связи, силовые и контрольные кабели...
Дятлов, перекрывая грохот и шум, истошным голосом отдал команду: "Расхолаживаться с аварийной скоростью!" Но это была скорее не команда, а вопль ужаса... Шипение пара, клекот льющейся откуда-то горячей воды. Рот, нос, глаза, уши забило мучнистой пылью, сухость во рту и полная атрофия сознания и воли. Молниеносный неожиданный удар лишил всех чувств - боли, страха, ощущения тяжкой вины и невосполнимого горя. Но все придет, хотя и не сразу. И первыми вернутся к этим людям бесстрашие и мужество отчаяния. Но долго еще, почти до самой смерти, у некоторых верховодить будет спасительная, убаюкивающая ложь, мифы и легенды, рожденные задним, уже полубезумным, умом.
"Это все!..- панически мелькнуло у Дятлова.- Рванула гремучка... Где?.. Похоже, в аварийном баке СУЗ (системы управления защитой.-Г. М.)". Эта версия, родившаяся в потрясенном мозгу Анатолия Дятлова, еще долго потом гуляла в умах, тешила кровоточащее сознание, парализованную, порой конвульсивно вздрагивающую волю, дошла до Москвы, и вплоть до 29 апреля в нее верили, она была основой многих, порою гибельных для жизни действий. Но почему же? А потому что это был наиболее легкий подход. В нем и оправдание и спасение для виновных снизу доверху. Особенно для тех, кто чудом уцелел в радиоактивном чреве взрыва. Им нужны были силы, а их давала хотя бы отчасти успокоенная совесть. Ведь впереди была вся ночь, непереносимая и все же побежденная ими ночь смерти...
"Что происходит?! Что это?!"-вскричал Александр Акимов, когда пылевой туман чуть рассеялся, грохот смолк и только шипение радиоактивного пара и шум льющейся воды остались главными негромкими звуками издыхающего ядерного гиганта.
Рослый, могучий тридцатипятилетний парень с широким розовощеким лицом, в очках, с темной волнистой шевелюрой, теперь покрытой пудрой радиоактивной пыли, Александр Акимов метался, не зная, что предпринять: "Диверсия?! Не может быть!.. Все правильно делали.."
СИУР Леонид Топтунов-молоденький, пухлый, румяный, усы щеточкой, всего
В помещение БЩУ вбежал задыхающийся Перевозченко.
– Александр Федорович!
– сбивчиво дыша, бледный, весь в пыли и ссадинах, крикнул он Акимову.- Там...- Он вскинул руку вверх, в сторону центрального зала,- Там что-то страшное... Разваливается пятачок реактора... Плиты сборки одиннадцать прыгают, как живые... И эти... взрывы... Вы слышали? Что это?..
На блоке в этот миг стояла глухая, ватная тишина, нарушаемая только непривычным, поражающим до глубины души незнакомым шипением пара и звуком льющейся воды. В ушах звенело от этой тишины, которая наступила после вулканических, оглушающих ударов стихии. Остро стал ощущаться воздух. Будто запах озона, только очень резкий. Запершило в горле...
Старший инженер управления блоком Борис Столярчук, бледный, с каким-то ищущим, беспомощным выражением смотрел на Акимова и Дятлова.
– Спокойно!- сказал Акимов.- Мы все делали правильно...- И к Перевозченко:- Сбегай, Валера, наверх, посмотри, что там...
В этот миг распахнулась дверь из машинного зала. Влетел закопченный старший машинист турбины Вячеслав Бражник. "Пожар в машзале!"-пронзительно выкрикнул он, добавил еще что-то непонятное и выскочил назад, в огонь и бешеную радиацию.
Вслед за ним в машзал бросились Разим Давлетбаев и руководитель группы чернобыльского пусконаладочного предприятия Петр Паламарчук. Он вышел в ночь для снятия вибрационных характеристик восьмого генератора совместно с сотрудниками Харьковского турбинного завода. К открытой двери подскочили Акимов и Дятлов. Там был ужас. Что-то невообразимое. Горело в нескольких местах на двенадцатой и нулевой отметках, на желтом пластикате валялись раскаленные графитовые блоки и куски топлива, вокруг них разгоралось новое коптящее пламя. Седьмую турбину завалило обломками кровли. От завала вверх поднимался сизый дым. Чад, черный пепел, хлопьями спадающий вниз, хлещущее из разбитой трубы горячее масло, проломленная кровля, покачивающаяся над' пропастью машзала и вот-вот готовая рухнуть панель перекрытия. Из разбитого фланца питательного насоса мощная струя кипятка бьет в стену конденсатного бокса. От пролома кровли вниз опускается густой черный столб радиоактивной графитовой пыли, расширяется у двенадцатой отметки и спускается вниз, накрывая людей и оборудование...
Акимов бросается к телефону; "Ноль два! Быстро!.. Да-да! Пожар в машзале!.. Кровля тоже!.. Да-да!.. Уже выехали?! Молодцы!.. Быстро!.."
Караул лейтенанта Правика уже разворачивал свои машины у стен машзала, уже началось...
Дятлов выскочил из БЩУ и, гремя бутсами, поскальзываясь с раздирающим душу скрежетом на битом стекле, вбежал в помещение резервного пульта управления, что вплотную к лестнично-лифтовому блоку. Нажал кнопку АЗ-5 и ключ обесточивания сервоприводов. Поздно. Зачем? Реактор разрушен... Но Анатолий Степанович Дятлов считал иначе: реактор цел, взорвался бак СУЗ в центральном зале. Реактор цел... Реактор цел...
Стекла в помещении РПУ выбиты, с визгом проскальзывают под ногами, сильно пахнет озоном. Дятлов выглянул в окно, высунув голову наружу. Ночь. Гул и клекот бушующего наверху пожара. В красноватом отсвете огня виден страшный завал из строительных конструкций, балок, бетона и кирпича. На асфальте вокруг блока что-то валяется. Очень густо. Черным-черно... Но в сознание не шло, что это графит из реактора. Как и в машзале. Там тоже глаза видели раскаленные куски графита и топлива. Однако сознание не принимало страшный смысл увиденного.