Чернобыльская тетрадь (фрагменты)
Шрифт:
"Рафик" ехал полупустынными улицами. Время-семь вечера.
– Говорят,- сказал Маслак,- в первые три дня после взрыва активность в Киеве достигала ста миллирентген в час.
– Две тысячи доз против нормы для простых смертных,-пояснил я.
– Ну, знаете!
– воскликнул экспансивный Михайлов.- Маслак! Где твои дозиметры? Ты Главснаб, дай нам дозиметры!
– Дозиметры получите в Иванкове.
– Останови, останови!
– начал тормошить Михайлов шофера.- Вот здесь, около магазина. Надо взять водяры для дезактивации.
Шофер улыбался, но останавливаться не стал. За прошедшие десять дней
Выехали за городскую черту Киева. Я смотрел на мачтовый сосновый бор по сторонам, зная, что здесь теперь тоже радиоактивная грязь, хотя внешне все так же чисто и прибрано. И народу заметно меньше, и люди какими-то одинокими кажутся. И машин встречных с чернобыльского направления совсем мало... Миновали Петривцы, Дымер. Дачи, поселки обочь дороги. Редкие прохожие. Дети с ранцами идут из школы после второй смены, и все они вроде и те, но как бы уже другие... Словно замедлилось все. Поредело и замедлилось
То, что я описал в предыдущих главах (события 26 и 27 апреля), сложилось во мне позднее, после посещения Чернобыля и Припяти дотошного опроса многих людей, Брюханова, начальников цехов и смен АЭС, участников трагических событий. Помогли разобраться и реконструировать весь ход событий опыт многолетней работы на эксплуатации АЭС, облучение и пребывание в стационаре 6-й клиники Москвы в 70-е годы. Полной картины тогда не знал никто, каждый из очевидцев или участников событий знал лишь свой маленький кусочек трагедии...
"Рафик" бежал по широкой и совершенно пустой автостраде Киев-Чернобыль, еще десять дней назад оживленнейшей и сияющей огнями машин. Надо бы прорваться сегодня в штаб Чернобыля, думал я, успеть на вечернее заседание штаба правительственной комиссии. Но лишь в девять вечера "рафик" въехал во двор иванковских энергосетей. Вышли, размяли ноги. В деревянном бараке тут же, во дворе, на скорую руку закусили. Там была небольшая столовка оперативного персонала энергосетей. Во дворе неподалеку возбужденно беседовали недавно прибывшие из Чернобыля трое рабочих. Один был в белом, двое в синих х/б комбинезонах, с дозиметрами в нагрудных карманах. Один-в белом, высокий, лысый-указывал сорванным с головы чепцом на северо-запад в высокое, уже вечернее, затянутое грязноватой дымкой небо и выкрикивал:
– Жарит сегодня - две тысячи доз плутония, душит.- Он морщился, кашлял, отирал чепцом морщинистое лицо.
Мы тоже стали смотреть в ту сторону. Небо было зловещим и безмолвным. Мы все смотрели, смотрели туда с таким чувством, будто там война, фронт.
– А у меня почесуха,-сказал другой,-все тело зудит, аллергия... Особенно ноги у щиколоток.-Потянув вверх штанины комбинезона и нагнувшись, он стал остервенело чесать багровые опухшие ноги.
Вернулся Маслак.
– Спецодежды нет, дозиметров нет, ночевать негде. Едем в Киев. В Чернобыль в таком виде нельзя, завернут. Это первые дни, говорят, были кто в чем...
Делать нечего, сели в "рафик" и вернулись в Киев. В гостинице Киевэнерго уже поджидал нас огромный мешок с хлопчатобумажной синей спецовкой, бутсами и шерстяными черными беретами. То, что береты шерстяные, плохо. Шерсть отлично сорбирует активность. Нужны бы хлопчатобумажные, но их нет. На безрыбье и рак рыба.
Утром - летнее голубое небо, двадцать пять градусов тепла. Снова уселись в "рафик". На выезде
– причитает женщина.- Свое добро - и не забери..."
– Сегодня злой воздух.- Водитель натянул на нос висевший на шее противопылевой респиратор.
Жжет дыхание, все сильнее режет веки. Вслед за водителем все натянули респираторы, а мне почему-то стыдно. Стыдно бить челом перед радиацией, черт бы ее побрал! Впереди на асфальте наносы пыли. Нас обошла "Волга" с министром, пыльное облако активностью около 30 рентген в час окутало "рафик". Надел респиратор. "Волга" министра скрылась за поворотом. Снова одни на дороге. Изредка обгоняем тяжело ползущий миксер с грузом сухого бетона. И вновь глухо, пусто. На обширных просторах полей, в деревнях и хуторах-ни души. Зелень еще свежая. Но скоро, я знал это по опыту, начнет темнеть, чернеть, пожухнет и станет рыжей хвоя елей и сосен. Набравшие силу зеленя станут хиреть, и, как шерсть баранов, эти волосы земли будут копить в себе радиацию. Там ее наберется в два-три раза больше, чем на поверхности дорог.
Попель жалуется, что болит темечко.
– Поперло давление,-заключает он.-Войну прошел, столько пережито... Приедем, сразу спрошу Садовского: нужен я здесь?.. Я ведь в Москве больше моту сделать, чем в Чернобыле, в тысячу раз... И в сто раз быстрее.
Михайлов, Разумный, Кафанов то и дело заглядывают в окуляры своих дозиметров.
– А у меня стрелка вообще ушла на минус левее нуля,-сказал Разумный.- Что за качество, везде халтура!
– Это ты уже не впитываешь, а отдаешь рентгены,-шутит Филонов.- Уже отдал больше, чем схватил.
– А у меня ровно на нуле,-заявил Михайлов.-Но глаза жжет, и началась почесуха в ногах.-Он остервенело зачесал щиколотки.
– Это у тебя мандраж, Валентин Сергеевич,-сказал Разумный.
Кругом ни души. Не видно птиц, хотя нет, вон вдалеке лениво и невысоко летит ворон. Интересно бы измерить его активность. Сколько он набрал радиации в перья? А вот через несколько километров еще одна живая душа. Навстречу нам со стороны Чернобыля по обочине дороги бежит, взбивая радиоактивную пыль, пегий жеребенок. Растерянный, сиротливый, вертит головой, ищет мать, жалобно ржет. В этих местах скот уже расстреливали. Чудом уцелел. Беги, беги отсюда, малыш. Впрочем, шерсть на нем тоже очень радиоактивна. Но все равно беги, беги отсюда. Может, повезет...
До Чернобыля совсем близко. Справа и слева-военные лагеря, палаточные городки, солдаты, много техники: бронетранспортеры, бульдозеры, инженерные машины разграждения (сокращенно- ИМРы) с навесными руками-манипуляторами и бульдозерными ножами. Они напоминают танки, только без орудийных башен. И снова палаточные городки. Войска, войска, войска.
Подъезжаем к райкому. Здесь тоже полно машин. В основном легковые разных марок, автобусы, "кубанцы", "рафики", бронетранспортеры, закрепленные за членами правительственной комиссии. Все эти легковые и прочие машины придется спустя время закапывать: за месяц-два набирают такую активность, что в салоне до 5 и более рентген в час.