Черное молоко
Шрифт:
МИШАНЯ. Да…
КАССИРША. Побежал теперь.
Вот ведь идиот. (Надевает валенок). А брательник его тоже с прибабахом. На хрена ружье давать. Знает же. Хорошо хоть холостых пуль ему всегда заряжает. А так вот если попутает когда. Все ведь тогда. Такого может наворотить…Страшно подумать даже. Всех тогда пересодят. Здорово наложили-то?
ЛЕВЧИК (отряхается). Да так…
КАССИРША. А ты как, девка?
Дитё ведь у тебя еще. Стрессов-то нельзя. Я вон, когда с Варькой ходила, жила с одним ухарем. С блатным. Весь в татуировках, бляха муха. Ой, и гонял он меня. Ой, и гонял. Трезвый-то вроде спокойный. Жизнь, говорил, хочу налаживать. Устал скитаться, говорил. А чуть примет — всё. Поехала. Заколбашу, кричит. Ножиком вот сюда тыкал. (Показывает). Не по настоящему, конечно. Так только — кожу проткнет и всё. А всё равно жутко было. Тем более я тогда молодая была. Говна, как говорится, не нюхала еще разносортного. Боялась его здорово потому. А щас вот думаю — может, это Варька оттого такая страшненькая и уродилась. Тогда-то вроде с онкологией все нормально было. Она ведь с детства у меня страшненькая. В больницу даже детскую ходить стеснялась с ней. Младенцы-то все вроде красивенькие должны быть, а она как поросенок. Ей богу, вылитый поросёнок была. А щас даже не знаю, на кого похожа. Такого-то и зверя, наверно, нету в мире.
ЛЕВЧИК. Он чё, двинутый, что ли?
КАССИРША. Урка-то мой?
ЛЕВЧИК. Вот этот вот чек?
КАССИРША. А. Да хрен его разберет. Так вроде нормальный всё. Газетой «Искрой» в электричках торгует. На митингах в городе с транспарантом стоит. Пролетарии всех стран объединяйтесь. Это сама видела. А как попадет ему за воротник, так дебилом делается. Так-то он не пьёт, но иной раз может, если подпоит кто. Второй раз уже в меня пуляет паразит. Первый раз, когда я водкой торговать начала. Пришел, значит, сперва. Трезвый. Всё. Агитировал, что бы я, значит, прекратила это дело. Мурыжил меня, мурыжил своей лекцией. Достал в итоге так, что я его отматюганила по первому разряду и вытурила. Так он, сволочь, чё удумал. Налакался где-то, ружьецо вот это вот у брательника своего взял, в окно мне сунул да как даст из обоих стволов. Я тогда как раз в туалет хотела сильно — все в штаны выронила. (Смеётся). Думала — всё. Убил. Померла тётя Люся Литвиненко. Не знала ж тогда еще, что ему Федька холостых пуль всегда заряжает. И в Петровну он палил разок. Как в антиобщественный алимент. Ну, та-то побойчее. Пуколку у него отняла, а потом Федьке за выкуп её. …Да. Зря я ему по голове- то. Как бы не напортила чего.
ЛЕВЧИК. Лечить его пора давно.
КАССИРША. Да кому оно надо- то? Кто заниматься-то станет? Вот кокнет кого-нибудь, тогда будут. А так…. (Поглядела на Мелкого). Ты чё это, девка, такая бледная-то? Дурно, что ли?
А то смотри? У меня там нашатырка есть. Могу дать.
МЕЛКИЙ. Вы это. …Не знаете?. У меня течёт там чего-то…
КАССИРША. Чего?
МЕЛКИЙ. Мокро у меня там…
КАССИРША (подходит). Ну-ка дай…
МЕЛКИЙ (сжала ноги). Зачем?
КАССИРША. Ну, дай, дай. Чё как школьница- то? Взрослая баба, поди. (Заглядывает). Воды это, милочка.
МЕЛКИЙ. Кто?
КАССИРША. Воды отходят.
МЕЛКИЙ.
КАССИРША. Затем. Рожать будешь.
МЕЛКИЙ. Я не хочу. Нам еще товар сдавать. Я не хочу…
КАССИРША. А тебя никто не спросит. Родишь и все.
ЛЕВЧИК. Как это? Рано же еще.
КАССИРША. Сколько месяцев- то?
МЕЛКИЙ. Восемь.
КАССИРША. В самый раз. Чё поперлись- то к чёрту на кулички, раз срок уже?
ЛЕВЧИК. Так ведь в девять же рожают…
КАССИРША. Кто те такое сказал?
ЛЕВЧИК. Так всегда так было. И в книжке написано.
КАССИРША. На заборе тоже написано…Люди- то вроде деловые, а книжкам верите. Ну, народ! Так. Чё делать-то с вами? Вот ведь удружили. …В девять месяцев у них рожают. … Это вам не паспорт получать. Как приспичит, так и родишь.
ЛЕВЧИК. Больница- то далеко?
МЕЛКИЙ. Не буду я тут рожать! (Встает.)
КАССИРША (садит её обратно). Сиди, трясогузка. Какая больница тут, мать моя женщина. Тут её в помине не было. Медпункт был когда-то. Да сплыл. А больницы отродясь не было. Тут так всё делают. В домашней обстановке. И рожают, и болеют, и на тот свет ходят.
ЛЕВЧИК. Как это?
КАССИРША. Так вот это. Очень просто. Вот приедете к себе в престольную, так расскажите там, как люди- то на Руси живут. А то ведь там, поди, и не знают даже. Хотя Бог- то вроде всех равными настрогал. Только равные-то у него лишь на наружность получились. Две руки, две ноги и башка с туловищем. А так разные. Такие разные, что страшно аж. … Так. Чё делать-то? А то больницу они захотели. Отдельную палату еще, поди, а? Придется перебиться. Тут один мужик обгорел сильно от печки, так его жена в город на электричке везла. С него кожа лохмотьями, а они в электричке. Народ шарахается. Милиция еще на вокзале докопалась. Документы им вынь да положь. А какие у них документы. Они ж впопыхах собирались. Загребли их чё. Выяснять там стали. Звонить. А мужик-то терпел, терпел да и помер на хрен. Даже обматерить их как следует, не успел. Вот так-то. А вам больницу подавай. Шейхи арабские, ити её мать. С жиру беситесь.
МЕЛКИЙ. Левчик, пошли её, а…
КАССИРША. Я щас пошлю тебе.
МЕЛКИЙ. Левчик…
КАССИРША. Закрой роток, сказала!
МЕЛКИЙ. Сама закрой, марема.
КАССИРША. Ты мне поговори, поговори давай.
МЕЛКИЙ. Левчик, поехали, а, отсюда…
КАССИРША. Я те поеду щас. Щас валенок сниму и как Мишаню отдубашу — поедешь тогда. Я, думаешь, за тебя хожу тут беспокоюсь. Да я на таких как ты плевать хотела и еще кое чё. Я за дитё беспокоюсь. Оно то не виновато. Хоть и от гадов таких, сволочей.
МЕЛКИЙ (глаза у неё заслезились). Левчик, пошли её…
ЛЕВЧИК. Куда?
МЕЛКИЙ. Куда-нибудь. На три буквы хотя бы.
ЛЕВЧИК. Сама посылай, блин. Достала уже!
МЕЛКИЙ. Ну, ни чё, козёл. … Приткнёшься еще.
ЛЕВЧИК. Да иди ты… (Отошел, сел рядом с мужиком. Трет лицо.)
КАССИРША. Ладно, побежала я. К Пашке Лавренёвой побегу. У неё пятеро. Опытная. Примет. …Посмотрите, короче, за моей конторой. (Пошла). Ну, народ! Больницу им…Отдельную палату с теликом… (Уходит.)