Черное на черном
Шрифт:
В смысле я видела остальных солдат, которые бесшумно заполнили комнату.
Они вошли с лестниц и рамп по обе стороны от Крылатой Победы.
Почти все они навели оружие на Йена и Блэка. Я насчитала больше дюжины. Все мужчины. Все высокие, одетые в костюмы и вооружённые автоматическим оружием. Винтовки, которые они несли, выглядели странно технологичными - как будто их модифицировали, частично компьютеризировали.
Двое солдат подошли по лестницам прямо к Блэку, прицелившись ему в голову.
Я видела ещё четверых, стоявших над Йеном.
Я видела, что остальные
Кто бы ни навёл оружие на Блэка и Йена, он же показывал всем нам - по крайней мере, троим с экстрасенсорными способностями - причину, по которой мы должны подчиниться.
Последовала очередная тяжёлая пауза.
– ...Я не сказал прекратить огонь. Я сказал положить оружие. Это ваше последнее предупреждение.
Последовал лязг металла, когда Йен и Блэк оба бросили оружие, которое держали в руках.
Я видела, как Блэк тяжело дышит возле низкой стены, его лицо побледнело, руки подняты в воздух.
Он истекал кровью. Слишком сильно. Честно говоря, достаточно сильно, чтобы перепугать меня до чёртиков. Его кровь пропитала длинную рубашку, которую он повязал на пояс, от крови потемнел кожаный ремень, который он затянул поверх. Свежая струйка крови сочилась от линии роста волос - предположительно царапина в результате одного из выстрелов Йена, или же открылась старая рана головы.
Ник отпустил меня.
Я повернулась и увидела, как он уставился на четверых видящих, стоявших на пороге экстренного выхода.
Потому что само собой они были видящими.
И само собой, Ник увидел то же, что и я, то есть в плане внешности.
Все четверо были красивыми, поразительно красивыми, со смутно угадывающимися азиатскими чертами и странными идеальными губами. У всех были глаза странного цвета, хотя это единственное, что было общего у их глаз. У одного были ярко-серебряные глаза, как жидкая ртуть. Глаза другого сияли мягким оттенком сине-фиолетового, как ночное небо перед закатом. У третьего были глаза огненного цвета, почти прозрачные. Четвёртый имел глаза темнее красного уголька. Этого я узнала. Он снова не надел синий халат, но я узнала его ястребиное лицо даже без приметных глаз. Он тоже посмотрел мне в глаза, слегка улыбаясь полными губами.
Все они были на несколько дюймов выше шести футов.
Я взглянула на Энджел, которая выгнула бровь, косясь на меня. Она явно видела, о чем говорил Ник, когда рассказывал о тех видящих в аэропорту.
Ник, Энджел и я сделали шаг назад, когда они прошли глубже в комнату.
Они продвинулись не слишком далеко. Они также не предпринимали никаких угрожающих движений в нашем направлении, даже не навели оружие, как остальные видящие сделали с Блэком и Йеном. Вместо этого они вышли из дверного проёма и встали по обе стороны от двери как слуги. Я все ещё переводила взгляд с одного бесстрастного лица на другое, когда в дверном проёме появилась пятая фигура.
Я метнулась взглядом в том направлении - и тут же ощутила, как сдавливается моя грудь.
Ни за что
Моё сердце преисполнилось эмоциями прежде, чем я успела подумать. Я сделала шаг в его сторону... колеблясь... но там тоже присутствовала эта эмоция.
Он улыбнулся мне, изменяя выражение своего худого лица.
Прошло почти двадцать лет, но одной этой улыбкой он перенёс меня назад во времени так же легко, как вошёл в эту дверь. Не помогало и то, что он выглядел в точности так же, как мне помнилось. За эти двадцать лет он не постарел ни на день.
Затем он развёл руки в стороны, и чувство дежа вю сделалось ещё сильнее.
Я на мгновение вспомнила, как была совсем маленькой, ростом едва доставая ему до талии. Я кристально чётко помнила, как он точно так же смотрел на меня, с той же любовью в светло-зелёных глазах, с той же озорной улыбкой, растягивавшей его губы. Я помнила эту самую позу, его длинные руки, точно так же протянутые для объятий.
Я не думала - я просто двигалась.
Я сократила расстояние между нами совсем как делала это в прошлом. Как в дымке я обхватила его руками, совсем как сделала бы это, будучи ребёнком.
Я не обрела свой голос, пока он не стиснул меня в ответном объятии.
– Дядя... Дядя Чарльз?
– пролепетала я.
Это прозвучало вопросом.
– Мири, моя дорогая, дорогая Мири... Моя маленькая Мири-метеор...
Он крепче обнял меня, целуя моё лицо, гладя меня по волосам, которые к тому времени совершенно выбились из хвостика. От него исходило столько тепла, что у меня навернулись слезы ещё до того, как я осознала эту эмоцию. Он ослабил хватку, не отпуская меня и встречаясь со мной глазами, на которые тоже навернулись слезы. Жар наполнил мою грудь. От него сдавило горло, вынуждая меня стиснуть его в ответ.
– Я не могу передать, как счастлив видеть тебя, моё дражайшее, дражайшее сердечко... как я очень, очень счастлив наконец-то увидеть тебя во плоти...
– он снова поцеловал меня в щеку, затем прижался своим лицом к моему, ткнувшись носом в щеку перед тем, как поцеловать в лоб и сжать мои руки.
– Я так сильно, так сильно тебя люблю, малышка Мири. Мой маленький метеор жара и света...
Меня бомбардировали воспоминания, и я стояла там, лишившись дара речи.
Я пыталась соотнести старое с новым, его образ, который я помнила с детства, и то, что теперь стояло передо мной. Я пыталась побороть любовь, внезапно всплывшую в памяти с детских времён. Не только от моих родителей. От этого мужчины. От дяди Фила. От семьи моей матери.
От стольких людей.
Я забыла исключительную непреложность этой любви. Я выбросила воспоминания об этом из своего сознания - вместе со многими вещами.
Я заставила себя забыть так много, много всего.
Возможно, все началось тогда, когда никто не явился на похороны моих родителей.
Возможно, тогда, когда я потом узнала, что мой любимый дядюшка - мужчина, который теперь стоял передо мной - покинул страну до смерти моих родителей, даже не попрощавшись. Возможно, это случилось, когда через считанные дни после их смерти уехал дядя Фил.