Черное сердце
Шрифт:
– Ангел мой, - из гостиной спешит Александр. Замираю с грохочущим сердцем. Вокруг друга играет светлая ореола-дымка. Отшатываюсь, невольно выставляю ладони. Никитин непонимающе застывает рядом.
– Витуль, что случилось? – в чистых, голубых глазах непонимание. Опускаю руки:
– Всё отлично, - робею и зябко обхватываю себя за плечи. Александр спешно обнимает:
– Ну ты нас и напугала, - качает головой и увлекает в зал.
– Где, Андрей, - шепчу, всё еще оглядываясь. Может, сейчас появится?
– Уехал, - присаживается на диван Никитин и принуждает опуститься рядом. На столике – заварник, пара чашек,
– Куда уехал? – растеряно уточняю. Точно в прострации беру чашку и пригубляю. Горячий напиток обжигает гортань. Морщусь, ставлю на стол.
– По делам, - отмахивается друг и, чуть помедлив, поясняет: - В Москву. Что-то срочное, не требующее отлагательств.
– А как же я? – огорошено бормочу в некотором замешательстве.
– Он просил, чтобы я с тобой побыл позавчера, но ты… В общем, у тебя был сильный токсикоз. Андрей Николаевич перестарался с таблетками. Не со зла, - Никитин взъерошивает волосы, - подсадил на антидепрессанты. Влацлович решил тебя от них отучить. Может, жестоко, но думаю, верно… Ему пришлось тебя откачивать двое суток.
– Ужас, - пристыжено опускаю глаза. – Значит, уехал? – повторяю глупо.
– Да! – Александр умолкает на секунду. – Ангел мой, - поучает отцовским тоном, притягивает и гладит по голове. – Андрей - сильная личность. Неординарная, влиятельная, могущественная. Женщины сходя с ума из-за него. Говорить, как опасно в него влюбляться – бессмысленно, да и не в силах уберечь. Помни, подлетая к огню, можно опалить крылья.
– Не стоит, - вырываюсь из объятий, встаю. Мне больно, обидно, тошно. Иду на выход, но на пороге оборачиваюсь: - Ты сам для этого сделал много…
Шатаюсь по квартире будто сомнамбула. Принимаю душ. Бесцельно брожу, непонимающе разбираю вещи. С Никитиным не говорю. Он переживает – часто натыкаюсь на него. Задумчивого, пасмурного, но мне тяжелее, хуже, больнее...
Включаю телевизор. Диктор вещает последние новости. Опять проверка ЖКХ, затапливает жителей Амура. Криминальная хроника. Быстро сменяются кадры. Фотка трупа на весь экран. Опухшее синевато-зелёное лицо. Глаза заплывшие, губы искажены. Несмотря на уродство и одутловатость, улавливаю знакомые черты… Вслушиваюсь: «…пролежал больше двух недель. Всех, кто обладает, какой-либо информацией, просьба прозвонить по телефону…» Вспомнить, кто это - не успеваю. Репортаж меняется. Всероссийский конкур красоты. Прямой эфир… Освещает тему женоподобный молодой человек. Вкратце рассказывает об основных конкурентках, о пройденных этапах. Прогнозы… Жюри. Не вдумываясь в смысл, смотрю, а глаз отвести не могу. Один из членов жюри… Андрей. Эпизод мелькает, и сюжет заканчивается. Я как приклеенная - гляжу не моргая. Так значит, дела важные? Не требуют отлагательств?.. Взвинчиваюсь – ну уж нет! Тварь! Мне плохо, а он девок оценивать полетел?
Что ж, докажу скотине, что Ивакина Вита достойна лучшего. Пусть он теперь довольствуется остатками, догладывает косточки!
Чёрт! А ведь правда?!. Как я опустилась так низко? Сижу дома точно неприкаянная душа! Вкуса к жизни нет! Ковыряюсь в прошлом! Про работу забыла, про себя забыла! Буду жить, и творить вопреки всему! Только, для начала к психологу обращусь.
– Александр, - кричу,
Наспех одеваюсь в джинсы, тунику.
– Зачем? – тревожится Александр, оказывается на пороге, только я успеваю нацепить второй носок.
– Поговорить! – иду мимо – Никитину приходится меня пропустить.
– Ангел мой, - маяча за спиной, бубнит вслед Александр. – Ты, случаем, опять не решила дел натворить?
– Нет! Я трезва как никогда, - понимаю, что зла. Но теперь знаю, чего хочу. Вижу цель. И добьюсь её любым способом. – Клянусь, не за таблетками! Немного ковыряния в себе никому не мешает.
– Это так важно? – недоумевает Никитин.
– До завтра не потерпит?
– Зачем откладывать на завтра… - многозначительно начинаю.
– Если можно сделать сегодня, - тихо заканчивает за меня Александр. – Одеваюсь, ангел мой.
Это обращение всегда смущает, но никогда не прошу Никитина его не говорить. Признаться, больше не слышала, чтобы кто-то из знакомых кого-то называл «ангел мой». Как-то чуждо… аномально…
Глава 26.
– Ты говорил, что был знаком с моими родителями, - начинаю издалека. Мы с Александром едем к Рыбакову – он ждёт нас у себя дома.
Никитин бросает на меня задумчивый взгляд:
– Да. Я тебе рассказывал некоторые эпизоды. Пытался вспомнить самые яркие. Может, твоя память вернётся… - внимательно смотрит на дорогу. Хмурится, вновь глядит на меня: - Почему спрашиваешь?
– Да так, просто интересно, - уклоняюсь от прямого ответа.
– А как они выглядели?
– Алберита – темноволосая, хрупкая красавица. Я бы сказал, даже роковая. С волевым характером, жестким и импульсивным. Михаил – высокий, крепкий, светловолосый, голубоглазый. Спокойный, рассудительный… Они были странной парой. Настолько различной и несовместимой, что окружающие не переставали удивляться – как они могут уживаться. Михаил при всей мягкости и спокойности был несгибаем в своих убеждениях – если чего решил… Лучше позволить сделать! Оказалось, он как никто сумел приструнить взбалмошную Албериту.
– Смешно ли, - натягиваю милую улыбку, а внутри неприятно ёкает. Чёрт! Очень похожи на тех… из сна-видения-глюка.
– Но описываешь, будто выглядели как ангел и демон.
Никитин и бровью не ведёт, но его руки, сжимают руль сильнее. Делаю вид, что не замечаю.
– Так и было… - наконец заговаривает Александр.
– Чем её покорил - неизвестно, но до встречи с твоим отцом, мама слыла женщиной с взрывным характером, непреклонной, и даже порой жестокой. А с ним преобразилась – расцвела, смягчилась. В ней открылась вторая натура, о которой многие и не подозревали. Но и Михаил изменился. Кто знал его до знакомства с твоей мамой, отметили, что она единственная, кому он позволяет из него веревки вить.
– То есть, они друг друга стоили, - сухо подытоживаю. – Странно услышать, что не папа, а мама была оторвой…
– Не то что бы оторвой, - спешит оправдать Никитин, - она была не самая смиренная и изнеженная дама. Умела постоять за себя.
М-да, копаться в психологии отношений родителей, которых толком не помню сложно, да и проблематично – слишком размыта и поверхностна информация. Сейчас бы в себе разобраться.
– Хочу домой в Гатчину заехать.
– Зачем? – бросает на меня недоуменный взгляд Никитин.